Излагая события, мы подвергали критике действия сторон, теперь же сделаем и некоторые выводы.
1. Сравнивая деятельность германского и русского фронтового командования, а также командования 10-й русской и 10-й германской армий, мы находим много общего, с той лишь разницей, что у немцев начальник генерального штаба не решал вопросов, подлежащих компетенции командармов, чем занимался начальник штаба русского главнокомандующего. Вмешиваясь в мелочи второстепенного свойства, начальник штаба русского главкома не руководил по существу деятельностью фронтов, предоставив командующему западным фронтом полную самостоятельность в ведении операций, не дав отпора излишней притязательности командующему северным фронтом и снисходительно относясь к невыполнению директив главного командования.
2. Предположения начальника штаба русского главкома о нанесении контрудара непосредственно правым флангом 10-й армии с целью парировать охват ее фланга нельзя признать основательными, так как войска, прикрывавшие этот фланг, с трудом удерживали его и по мере обхода немцами удлиняли собственный фронт, а подход двух-трех дивизий слабого состава в лучшем случае мог дать частный успех, не остановив охвата фланга. Чем далее на север продвигались бы русские, тем легче
[112]
было немцам осуществить их маневр по охвату и даже окружению. Другое дело, если бы русские бросили для контрудара два-три корпуса, прорвали бы фронт немцев, изолировав группу Эбена и конный корпус Гарнье от остальных частей 10-й германской армии, но корпусов для этого не было. Кроме того с выходом германской кавалерии на глубокий тыл 10-й армии возникала опасность ее уничтожения, так как деятельность конной массы в тылу прерывала подвоз огнеприпасов, без которых борьба была бы крайне осложнена, тем более что подвижные запасы были скудные.
3. 10-я русская армия в период боев 14-16.9 выказала достаточную устойчивость, в особенности гвардейский и 3-й сибирский корпуса, фронтальные атаки против которых со стороны превосходных сил немцев успеха ие имели. Эти корпуса, удерживая северный участок фронта армии, заставляли, немцев совершать обход по большой дуге, создавали у них немало опасений за ход и исход их маневра и приковывали к себе добрую половину дивизий ударных групп 10-й германской армии.
4. Действия конницы сторон резко различаются по характеру их оперативного предназначения. Если у немцев вся стратегическая конница была брошена на тылы русских, то у русских их конные массы выполняли обязанности заместительницы пехоты, для удлинения флангов и заполнения разрывов. Более того, в отношении конницы проявлялось своеобразное крепостничество. Конная масса Тюлина непрерывно оставалась в подчинении корпусных командиров. Что же касается 1-го конного корпуса, то он выполнил роль барьера, остановив наступление 2-й германской пех. дивизии на Солы, чем облегчил положение правого фланга 10-й русской армии.
5. Сама же конница в ряде случаев не выказала сколько-нибудь положительных боевых качеств, в частности, 1-я кубанская казачья дивизия на Вилии, а особенно гв. казачья бригада Орлова под м. Солы, в то время когда отдельные слабые батальоны пехоты без патронов ведут бои против германской конницы, русская конница не проявляет стремления встретиться с противником и помочь пехоте. Несравненно лучшие качества показала артиллерия, помогавшая пехоте, в частности 39-му пех. толку против 4-й германской кав. дивизии.
6. Насколько оперативное использование германской конницы было правильным, настолько слабо было ее тактическое применение. Германская конница оказалась не в состоянии захватить слабо занятый железнодорожный узел или, по крайней мере, изолировать его (3-я германская кав. дивизия под Молодечно). 4-я германская кав. дивизия, вместо истребления огнем русской пехоты на р. Ошмянка, напрасно предприняла действия в конных строях. Оставив наблюдение за 39-м пех. полком, немцам следовало устремиться в тыл 1-му русскому конному корпусу, дравшемуся в то время против 2-й германской пех. дивизии. Эффект таких действий не замедлил бы сказаться более положительно, так как облегчил бы продвижение 2-й германской пехотной дивизии на юг к линии железной дороги Вильна - Молодечно, что решило, бы и судьбу 39-го пех. полка{67}.
[113]
7. Уже к 16.9 назрел кризис операции обеих сторон. Силы немцев растянулись более или менее равномерно на длинном фронте без перспективы подхода каких бы то ни было резервов, в то время как к правому охваченному крылу русских спешила целая армия. Возникает вопрос: стоило ли русским отходить из-под Вильны? Правильно ли командующий западным фронтом настаивал на отводе 10-й армии и других армий фронта? Представляется, что решение русских было правильно, так как 10-я армия ввиду вторжения на ее тылы германской конницы была поставлена в тяжелые условия снабжения и эвакуации. Подход же 2-й армии и ее боевые действия на верхней Вилии могли сказаться не сразу, а спусти известное время, в течение которого войска 10-й армии, лишенные патронов и снарядов, могли не выдержать и Виленская дуга могла получить излом, последствия которого могли привести к катастрофе для северных корпусов армии (3-й сибирский, гвардейский, 5-й кавказский). При наличии подвижных запасов на три-четыре дня боя, в особенности огнеприпасов, 10-я армия должна была оставаться на месте, сдерживая немцев до тех пор, пока войска 2-й армии, не опрокинули бы германскую конницу и тем обеспечили подвоз. В этом случае положение 10-й германской армии могло оказаться не менее тяжелые. Против 2-й русской армии требовались силы, а их можно было взять только с фронта 10-й русской армии, положение которой, таким образом, улучшилось бы и она сама со временем могла атаковать северный участок 10-й германской армии и прорвать его.
Но это было вопросом времени. Время оказалось решающим фактором, как всегда.
[114]
wtorek, 3 czerwca 2008
6. Боевые действия 17.9 (схема 13)
Наступление 3-й германской кав. дивизии и приданных ей батальона 5-го гв. полка и 3-го егерского батальона, предпринятое с рассветом 17.9 от Вилейка на Молодечно, привело к боевым столкновениям с частями 27-го арм. корпуса. Оттеснив батальон и сотню 1-й стр. бригады, немцы овладели северным берегом, р. Уша, но дальнейшее их наступление было приостановлено подошедшими поддержками. Однако, немцы подошли к Молодечно на расстояние 3-4 км, что позволило им развернуть свою артиллерию и в течение целого дня громить станцию и местечко артиллерийским огнем. Собравшиеся к тому времени девять батальонов и пять батарей (30 орудий) 27-го корпуса пассивно сидели в Молодечно и .м. Беница вместо контрнаступления против 3-й кав. дивизии в направлении на Вилейка. В свою очередь, немцы ограничились обстрелом Молодечно и фронтальными боями с русской пехотой. Встретив сопротивление у Молодечно, немцам следовало обойти Молодечно с востока и юга, что могло для русских кончиться весьма печально. Части 27-го арм. корпуса, окруженные в Молодечно, могли к вечеру же сдаться.
Разъезды же 3-й кав. дивизии и этот день маршировали к железнодорожной линии Минск - Смоленск, наводя панический ужас в тылах армий западного фронта.
1-я кав. дивизия немцев в этот день, разогнав изрядное число обозов и тыловых учреждений 10-й армии, вышла в район Боруны, Крево, выбросил на железнодорожную линию Лида - Молодечно свои разъезды. Эта разъезда подошли к ст. Листопады и м. Войгяны (10 км западнее), потревожили в местечке командира 27-го корпуса и его штаб, но были оттеснены частями 27-го корпуса.
В этот день в зону боевых действий подошли головные части 2-й армии. 1-я отдельная кав. бригада и 13-я кав. дивизия вышли в район Богданово, Вишнев, выбросив разведку на фронт Пруды, Сморгонь, 36-й арм.
[108]
[109]
корпус вышел в район Ошмяны, где вошел в соприкосновение с частями 1-й и 4-й германской кав. дивизий{51}.
Боевым действиям этого дня на восточном фланге 10-й армии предшествовали очередные трения между высими начальниками, на что потребовалось порядочно усилий. Еще рано утром командарм 10 высказал командиру 2-го корпуса Флугу неудовольствие по поводу того, что минувшая ночь на участке его корпуса прошла спокойно, и потребовал развивать всю энергию и пользоваться каждой минутой для оттеснения противника на восток и на север и вновь подтвердил приказание "продолжать самое энергичное наступление". Обиженный этим, ген. Флуг ответил: "Возложенную на меня задачу я понимал таким образом, чтобы, развивая самые решительные действия, не доводить, однако, войска сразу до полного истощения, почему после напряженного дневного боя не требовал продолжения наступления ночью. Сейчас отдается начальникам дивизий и ген. Тюлину категорическое приказание развивать самое решительное наступление как днем, так и ночью, не останавливаясь перед какими бы то ни было потерями и напрягая силы войск, хотя бы до полного истощения..."{52}.
Если днем раньше Флуг доказал свою неграмотность в оперативно-тактическом отношении, то этим своим ответом он выказал, на наш взгляд, и прочие качества типичного русского генерала, не обращающего внимания на потери и выматывающего силы у подчиненных ему войск.
Этим переписка далеко не закончилась. Начальник штаба 10-й армии снова подтвердил Флугу требования командира, разъясняя ему, как надо выполнять задачу, беречь снаряды, но о сбережении людей, как и полагалось русскому генералу, также ничего не сказал{53}.
Пока между командиром 2-го корпуса и начальником штаба 10-й армии велась переписка, 58-я германская пех. дивизия перегруппировалась фронтом на запад, против войск, собранных под командой Флуга, и организовала упорную оборону, а на некоторых участках перешла в наступление и потеснила некоторые части 26-й пех. дивизии. Что же касается угроз ген. Флуга наступать и днем и ночью, не считаясь с потерями, то они остались только угрозой. На всей фронте от Корвели, Столбуры до Быстрицы целый день велась оживленная перестрелка войск Флуга с 58-й германской пех. дивизией{54}. Войска Флуга не наступали, На 17.9 1-й конный корпус, оставленный нами в районе Гервяты, получил от командарма 2 подтверждение прежней задачи, т. е. содействие правому флангу 10-й армии{55}, а кроме того и ответ на свое предложение, сделанное 15.9, о движении на германские тылы. Штаб 2-й армии через двое суток удосужился дать ответ командиру корпуса на запрос большой оперативной важности. Впрочем, как мы знаем, командир 1-го конного корпуса даже при наличии согласия не мог покинуть
[110]
фронта Гервяты, Ворняны, где сдерживал наступление 2-й германской пех. дивизии. Поэтому неопределенность самого ответа не имела значения. А ответ сам по себе явно неопределенным: "С Вашими соображениями командующий армией вполне согласен и приказал Вам движение на восток для ликвидации глубокого вторжения конницы противника начать тогда, когда фронт Гервяты, Ворняны будет занят частями 10-й армии". В этом же приказании дана ориентировка, что 36-й корпус 17.9 будет выбивать немцев от Ошмяны на Сморгонь, а 27-й корпус из Молодечно на Заскевичи{56}.
Орановскому этот ответ давал большой козырь, он мог позднее козырять, что его-де не допустили для разгрома германских тылов, что он и поспешил сделать, сообщив командармам 2 и 10, что "время уже упущено"{57}.
Кроме директив, от командарма 2, командир 1-го конного корпуса получил от командующего фронтом ответ на сочиненную и изрядно вымышленную реляцию о боях 15.9, талантливо написанную лично им в ночь с 15 на 16.9. Командующий фронтом телеграфировал командиру корпуса: "Благодарю полки конного корпуса за молодецкие бои 15.9 и жалую по две георгиевских медали на каждый эскадрон и батарею"{58}.
Вдохновленные наградой конные части 1-го корпуса Орановского с утра 17.9 предприняли наступление для поддержки соседа слева - войск группы Флуга, а также по обеспечению своего правого фланга со стороны Солы.
Боевые действия начала гв. казачья бригада Орлова. Рано утром Орлов написал Орановскому: "Ваше приказание атаковать только что получено. Сейчас делаю распоряжение о подготовке атаки. В случае неуспеха отойду обратно в район Трокели"{59}.
Ген. Орлов как будто не знал, что ему надо атаковать Солы. Еще дело не дошло до атаки, а он заранее собирается отходить.
Предприняв наступление на Солы, гв. казачья бригада целый день вела перестрелку с немцам, не переходя в атаку. С целью подтолкнуть наступающих командир 1-го конного корпуса приказал бригаде 8-й кав. дивизии (бригада ген. Красовского) наступать севернее Солы. В результате дневного боя гв, казачья бригада не выполнила своей задачи, и Орлов в 20 ч. 45 м. донес: "Взять Солы и Ивашковцы не мог, отхожу в Трокели"{60}. Бригада 8-й кав. дивизии переправилась через р. Ошмянка, заняла ф. Бонифацов, но далее также не продвинулась{61}. Едва Орлов и саженного роста чубатые казаки его бригады расположились в Трокели, а его донесение об отходе было передано в штаб 10-й армии, как к м. Солы подошли пять рот 100-го островского пех. полка под командой подполк. Цибульского. Усталые пехотинцы с хода
[111]
развернулись, бросились а атаку, выбили части 4-й кав. дивизии немцев и заняли м. Солы не в пример гвардейским казакам{62}.
Узнав об этом из прочитанного донесения начальника штаба 25-й пех. дивизии, комбриг Орлов, сидя в ф. Трокели, написал: "Сотни вверенной бригады около 10 час. вечера выбили противника из м. Солы, заняли его и передали 100-му островскому полку, а сами отошли на ночлег в ф. Трокели"{63}.
Вряд ли нужны какие-либо комментарии к этим документам, рисующим в столь жалком виде их авторов. Тем временем, пока в районе Солы топталась гв. казачья бригада, конные части 1-го корпуса предприняли наступление на фронте Гервяты, Корвели и местами продвинулись на 1 км, но встреченные огнем окопавшейся пехоты 2-й германской дивизии части корпуса остановились и вели сколько могли перестрелку{64}.
День 17.9 на остальном фронте 10-й армии прошел спокойно, кроме участка 3-го сибирского корпуса, части которого были потеснены несколько на юг от р. Вилия. Прочие корпуса 10-й армии отошли на новые позиции{65}.
В этот день были даны приказы об отходе и оставлении Вильна войсками 10-й армии.
На этот раз 8-й том германского архива осведомил нас о действиях 8-й армии в направлении Радунь, где 17.9 было взято в плен 1 000 русских и 4 пулемета{66}.
Разъезды же 3-й кав. дивизии и этот день маршировали к железнодорожной линии Минск - Смоленск, наводя панический ужас в тылах армий западного фронта.
1-я кав. дивизия немцев в этот день, разогнав изрядное число обозов и тыловых учреждений 10-й армии, вышла в район Боруны, Крево, выбросил на железнодорожную линию Лида - Молодечно свои разъезды. Эта разъезда подошли к ст. Листопады и м. Войгяны (10 км западнее), потревожили в местечке командира 27-го корпуса и его штаб, но были оттеснены частями 27-го корпуса.
В этот день в зону боевых действий подошли головные части 2-й армии. 1-я отдельная кав. бригада и 13-я кав. дивизия вышли в район Богданово, Вишнев, выбросив разведку на фронт Пруды, Сморгонь, 36-й арм.
[108]
[109]
корпус вышел в район Ошмяны, где вошел в соприкосновение с частями 1-й и 4-й германской кав. дивизий{51}.
Боевым действиям этого дня на восточном фланге 10-й армии предшествовали очередные трения между высими начальниками, на что потребовалось порядочно усилий. Еще рано утром командарм 10 высказал командиру 2-го корпуса Флугу неудовольствие по поводу того, что минувшая ночь на участке его корпуса прошла спокойно, и потребовал развивать всю энергию и пользоваться каждой минутой для оттеснения противника на восток и на север и вновь подтвердил приказание "продолжать самое энергичное наступление". Обиженный этим, ген. Флуг ответил: "Возложенную на меня задачу я понимал таким образом, чтобы, развивая самые решительные действия, не доводить, однако, войска сразу до полного истощения, почему после напряженного дневного боя не требовал продолжения наступления ночью. Сейчас отдается начальникам дивизий и ген. Тюлину категорическое приказание развивать самое решительное наступление как днем, так и ночью, не останавливаясь перед какими бы то ни было потерями и напрягая силы войск, хотя бы до полного истощения..."{52}.
Если днем раньше Флуг доказал свою неграмотность в оперативно-тактическом отношении, то этим своим ответом он выказал, на наш взгляд, и прочие качества типичного русского генерала, не обращающего внимания на потери и выматывающего силы у подчиненных ему войск.
Этим переписка далеко не закончилась. Начальник штаба 10-й армии снова подтвердил Флугу требования командира, разъясняя ему, как надо выполнять задачу, беречь снаряды, но о сбережении людей, как и полагалось русскому генералу, также ничего не сказал{53}.
Пока между командиром 2-го корпуса и начальником штаба 10-й армии велась переписка, 58-я германская пех. дивизия перегруппировалась фронтом на запад, против войск, собранных под командой Флуга, и организовала упорную оборону, а на некоторых участках перешла в наступление и потеснила некоторые части 26-й пех. дивизии. Что же касается угроз ген. Флуга наступать и днем и ночью, не считаясь с потерями, то они остались только угрозой. На всей фронте от Корвели, Столбуры до Быстрицы целый день велась оживленная перестрелка войск Флуга с 58-й германской пех. дивизией{54}. Войска Флуга не наступали, На 17.9 1-й конный корпус, оставленный нами в районе Гервяты, получил от командарма 2 подтверждение прежней задачи, т. е. содействие правому флангу 10-й армии{55}, а кроме того и ответ на свое предложение, сделанное 15.9, о движении на германские тылы. Штаб 2-й армии через двое суток удосужился дать ответ командиру корпуса на запрос большой оперативной важности. Впрочем, как мы знаем, командир 1-го конного корпуса даже при наличии согласия не мог покинуть
[110]
фронта Гервяты, Ворняны, где сдерживал наступление 2-й германской пех. дивизии. Поэтому неопределенность самого ответа не имела значения. А ответ сам по себе явно неопределенным: "С Вашими соображениями командующий армией вполне согласен и приказал Вам движение на восток для ликвидации глубокого вторжения конницы противника начать тогда, когда фронт Гервяты, Ворняны будет занят частями 10-й армии". В этом же приказании дана ориентировка, что 36-й корпус 17.9 будет выбивать немцев от Ошмяны на Сморгонь, а 27-й корпус из Молодечно на Заскевичи{56}.
Орановскому этот ответ давал большой козырь, он мог позднее козырять, что его-де не допустили для разгрома германских тылов, что он и поспешил сделать, сообщив командармам 2 и 10, что "время уже упущено"{57}.
Кроме директив, от командарма 2, командир 1-го конного корпуса получил от командующего фронтом ответ на сочиненную и изрядно вымышленную реляцию о боях 15.9, талантливо написанную лично им в ночь с 15 на 16.9. Командующий фронтом телеграфировал командиру корпуса: "Благодарю полки конного корпуса за молодецкие бои 15.9 и жалую по две георгиевских медали на каждый эскадрон и батарею"{58}.
Вдохновленные наградой конные части 1-го корпуса Орановского с утра 17.9 предприняли наступление для поддержки соседа слева - войск группы Флуга, а также по обеспечению своего правого фланга со стороны Солы.
Боевые действия начала гв. казачья бригада Орлова. Рано утром Орлов написал Орановскому: "Ваше приказание атаковать только что получено. Сейчас делаю распоряжение о подготовке атаки. В случае неуспеха отойду обратно в район Трокели"{59}.
Ген. Орлов как будто не знал, что ему надо атаковать Солы. Еще дело не дошло до атаки, а он заранее собирается отходить.
Предприняв наступление на Солы, гв. казачья бригада целый день вела перестрелку с немцам, не переходя в атаку. С целью подтолкнуть наступающих командир 1-го конного корпуса приказал бригаде 8-й кав. дивизии (бригада ген. Красовского) наступать севернее Солы. В результате дневного боя гв, казачья бригада не выполнила своей задачи, и Орлов в 20 ч. 45 м. донес: "Взять Солы и Ивашковцы не мог, отхожу в Трокели"{60}. Бригада 8-й кав. дивизии переправилась через р. Ошмянка, заняла ф. Бонифацов, но далее также не продвинулась{61}. Едва Орлов и саженного роста чубатые казаки его бригады расположились в Трокели, а его донесение об отходе было передано в штаб 10-й армии, как к м. Солы подошли пять рот 100-го островского пех. полка под командой подполк. Цибульского. Усталые пехотинцы с хода
[111]
развернулись, бросились а атаку, выбили части 4-й кав. дивизии немцев и заняли м. Солы не в пример гвардейским казакам{62}.
Узнав об этом из прочитанного донесения начальника штаба 25-й пех. дивизии, комбриг Орлов, сидя в ф. Трокели, написал: "Сотни вверенной бригады около 10 час. вечера выбили противника из м. Солы, заняли его и передали 100-му островскому полку, а сами отошли на ночлег в ф. Трокели"{63}.
Вряд ли нужны какие-либо комментарии к этим документам, рисующим в столь жалком виде их авторов. Тем временем, пока в районе Солы топталась гв. казачья бригада, конные части 1-го корпуса предприняли наступление на фронте Гервяты, Корвели и местами продвинулись на 1 км, но встреченные огнем окопавшейся пехоты 2-й германской дивизии части корпуса остановились и вели сколько могли перестрелку{64}.
День 17.9 на остальном фронте 10-й армии прошел спокойно, кроме участка 3-го сибирского корпуса, части которого были потеснены несколько на юг от р. Вилия. Прочие корпуса 10-й армии отошли на новые позиции{65}.
В этот день были даны приказы об отходе и оставлении Вильна войсками 10-й армии.
На этот раз 8-й том германского архива осведомил нас о действиях 8-й армии в направлении Радунь, где 17.9 было взято в плен 1 000 русских и 4 пулемета{66}.
5. Бой у Жуйраны и Солы 16.9 (схема 12)
Бригада 10-й пех. дивизии, прибывшая 15.9 в Гудогай, была направлена: 39-й пех. полк в Жуйраны, батальон 40-го пех. полка в м. Солы, а два батальона того же полка в подчинение командира 1-го конного корпуса. Через Солы на Сморгоиь была выдвинута гв. казачья бригада. Части 10-й пех. дивизии с утра 16.9 вошли в соприкосновение с конными частями 4-й германской кав. дивизии по р. Ошмянка. В районе Жуйраны и севернее между частями 10-й русской пех. дивизии и 4-й германской кав. дивизии велась перестрелка. При этом ни русская пехота, ни германская конница не проявили активности в своих дей-
[105]
ствиях и благополучно удерживались по обоим берегам р. Ошмянка, в ожидании подхода подкреплений.
Тем временем в м. Солы располагался батальон 40-го пех. Колыванского полка. После известной нам паники в русских обозах батальон колыванцев в м. Солы организовал оборону.
С утра 16.9 части 4-й германской кав. дивизии и приданный ей батальон 254-го рез. пех. полка завязали бой с батальоном 40-го пех. полка. Батальон до вечера упорно сопротивлялся, но понес тяжелые потери, в числе их командир батальона и пять офицеров; оставшиеся от батальона 180 бойцов, лишенные поддержки соседей, отошли к Мендрики{45}.
Двигавшийся на Солы командир гв. казачьей бригады ген. Орлов, получив сведения, о бое в м. Солы, не проявил никакого желания ускорить свое движение, но, напротив, замедлил его. А когда вечером храбрый батальон 40-го пех. полка был разбит, у ген. Орлова отпало всякое желание двигаться на Солы и Сморгонь, о чем он сообщил командиру 1-го конного корпуса Орановскому: "Получил сведения, что наша пехота выбита из Солы, по этой причине и за наступлением темноты, а также для согласования наших действий с пехотой наступать буду завтра утром. В случае успеха двинусь в сторону Сморгони. Бригада на ночь располагается в д. Трокели, штаб бригады ф. Трокети. Свиты ген. Орлов"{46}.
Возмущенный этим сообщением Орановский ответил Орлову: "Ваши сведения о занятии противником м. Солы ошибочны. Колыванцы продолжают занимать местечко и даже продвинулись вперед. Считаю Ваше расположение с бригадой на ночлег в Трокели несоответственным. Вашей бригаде для выполнения поставленной задачи надлежит быть в Солы и разведывать на восток"{47}.
Но ген. Орлов, получив указание командира 1-го конного корпуса о выдвижении на Солы и Сморгонь, снова пишет ему о том, что Солы заняты немцами. Очевидно, ген. Орлов считал возможным пойти в Солы только в том случае, если бы там не было противника. Тогда комкор 1-го конного уже ночью, убедившись, что Орлов уклоняется от выполнения поставленной ему задачи, выдвигает бригаду ген. Красовского к Даукшишки для действий на Солы, а незадачливому ген. Орлову пишет нравоучительную бумагу, перечисляя в ней элементарные воинские добродетели. Но и после этого Орлов не пошел в Солы{48}.
Тем временем на р. Ошмянка произошли не лишенные интереса события. Занятие рубежа р. Ошмянка приобретало для обеих сторон не тактическое, а оперативное значение, так как этот рубеж был в тылу 10-й армии и от тактических действий на нем зависело замыкание путей отхода 10-й русской армии. Оставив часть сил для блокады батальона 40-го плка в м. Солы, 4-я германская кав. дивизия устремилась на р. Ошмянка для поддержки своих передовых частей, занявших восточный берег. Подойдя к реке и установив, что русская пехота не имеет
[106]
патронов и дерется только штыками, германские кавалеристы решили атаковать русскую пехоту в конном строю, для чего строились в густых сомкнутых строях. Лишенная патронов русская пехота ожидала трагического конца. Но едва немцы изготовились к конной атаке, как неожиданно для немцев и русских по сомкнутым строям германской кавалерии с дистанции ружейного выстрела был открыт губительный беглый огонь четырьмя легкими орудиями. Германская конница после нескольких очередей шарахнулась врассыпную в общем направлении на восток, отказавшись от удара в тыл 10-й русской армии и от истребления 39-го пех. полка. Столь неожиданному повороту событий русские были обязаны артиллерийскому взводу особого назначения (4-орудийная батарея, имевшая 300 снарядов, предназначенная дня отправки во Францию и состоявшая из отборных бойцов и офицеров), направленному наштакором 2 на поддержку 39-му пех. полку. Командир батареи, обна-
[107]
ружив немцев, с хода развернул свои пушки и по принципу стрельбы из револьвера решил исход боя в пользу русских{49}.
Это обстоятельство имело серьезное значение. 4-я кав. дивизия немцев, вместо действий в тыл 1-му конному корпусу, отошла к Солы, что облегчило действия 1-го конного корпуса, работу стесненного тыла по подвозу и эвакуации 10-й армии, а также облегчало подход авангардов 36-го арм. корпуса.
На этот раз авторы германского государственного архива, излагая события 16.9, к сожалению, приводят только данные о приезде в Ковно кайзера, Фалькенгайна (начальника германского генерального штаба) и их встрече с главнокомандующим восточным фронтов Гинденбургом и его начальником штаба Людендорфом, в чем они нисколько не погрешили против правды{50}.
[105]
ствиях и благополучно удерживались по обоим берегам р. Ошмянка, в ожидании подхода подкреплений.
Тем временем в м. Солы располагался батальон 40-го пех. Колыванского полка. После известной нам паники в русских обозах батальон колыванцев в м. Солы организовал оборону.
С утра 16.9 части 4-й германской кав. дивизии и приданный ей батальон 254-го рез. пех. полка завязали бой с батальоном 40-го пех. полка. Батальон до вечера упорно сопротивлялся, но понес тяжелые потери, в числе их командир батальона и пять офицеров; оставшиеся от батальона 180 бойцов, лишенные поддержки соседей, отошли к Мендрики{45}.
Двигавшийся на Солы командир гв. казачьей бригады ген. Орлов, получив сведения, о бое в м. Солы, не проявил никакого желания ускорить свое движение, но, напротив, замедлил его. А когда вечером храбрый батальон 40-го пех. полка был разбит, у ген. Орлова отпало всякое желание двигаться на Солы и Сморгонь, о чем он сообщил командиру 1-го конного корпуса Орановскому: "Получил сведения, что наша пехота выбита из Солы, по этой причине и за наступлением темноты, а также для согласования наших действий с пехотой наступать буду завтра утром. В случае успеха двинусь в сторону Сморгони. Бригада на ночь располагается в д. Трокели, штаб бригады ф. Трокети. Свиты ген. Орлов"{46}.
Возмущенный этим сообщением Орановский ответил Орлову: "Ваши сведения о занятии противником м. Солы ошибочны. Колыванцы продолжают занимать местечко и даже продвинулись вперед. Считаю Ваше расположение с бригадой на ночлег в Трокели несоответственным. Вашей бригаде для выполнения поставленной задачи надлежит быть в Солы и разведывать на восток"{47}.
Но ген. Орлов, получив указание командира 1-го конного корпуса о выдвижении на Солы и Сморгонь, снова пишет ему о том, что Солы заняты немцами. Очевидно, ген. Орлов считал возможным пойти в Солы только в том случае, если бы там не было противника. Тогда комкор 1-го конного уже ночью, убедившись, что Орлов уклоняется от выполнения поставленной ему задачи, выдвигает бригаду ген. Красовского к Даукшишки для действий на Солы, а незадачливому ген. Орлову пишет нравоучительную бумагу, перечисляя в ней элементарные воинские добродетели. Но и после этого Орлов не пошел в Солы{48}.
Тем временем на р. Ошмянка произошли не лишенные интереса события. Занятие рубежа р. Ошмянка приобретало для обеих сторон не тактическое, а оперативное значение, так как этот рубеж был в тылу 10-й армии и от тактических действий на нем зависело замыкание путей отхода 10-й русской армии. Оставив часть сил для блокады батальона 40-го плка в м. Солы, 4-я германская кав. дивизия устремилась на р. Ошмянка для поддержки своих передовых частей, занявших восточный берег. Подойдя к реке и установив, что русская пехота не имеет
[106]
патронов и дерется только штыками, германские кавалеристы решили атаковать русскую пехоту в конном строю, для чего строились в густых сомкнутых строях. Лишенная патронов русская пехота ожидала трагического конца. Но едва немцы изготовились к конной атаке, как неожиданно для немцев и русских по сомкнутым строям германской кавалерии с дистанции ружейного выстрела был открыт губительный беглый огонь четырьмя легкими орудиями. Германская конница после нескольких очередей шарахнулась врассыпную в общем направлении на восток, отказавшись от удара в тыл 10-й русской армии и от истребления 39-го пех. полка. Столь неожиданному повороту событий русские были обязаны артиллерийскому взводу особого назначения (4-орудийная батарея, имевшая 300 снарядов, предназначенная дня отправки во Францию и состоявшая из отборных бойцов и офицеров), направленному наштакором 2 на поддержку 39-му пех. полку. Командир батареи, обна-
[107]
ружив немцев, с хода развернул свои пушки и по принципу стрельбы из револьвера решил исход боя в пользу русских{49}.
Это обстоятельство имело серьезное значение. 4-я кав. дивизия немцев, вместо действий в тыл 1-му конному корпусу, отошла к Солы, что облегчило действия 1-го конного корпуса, работу стесненного тыла по подвозу и эвакуации 10-й армии, а также облегчало подход авангардов 36-го арм. корпуса.
На этот раз авторы германского государственного архива, излагая события 16.9, к сожалению, приводят только данные о приезде в Ковно кайзера, Фалькенгайна (начальника германского генерального штаба) и их встрече с главнокомандующим восточным фронтов Гинденбургом и его начальником штаба Людендорфом, в чем они нисколько не погрешили против правды{50}.
4. Боевые действия на верхней Вилии 16.9 (схемы 9-11)
Еще 15.9 восемь рот 1-й стр. бригады 27-го арм. корпуса, следовавших через Молодечно на Кривичи, после крушения поезда бежали в направлении Борисов. Об этом обстоятельстве штаб 27-го корпуса не знал и полагал, что в Кривичи находятся 3-й стр. полк и 1-й батальон 4-го стр. полка. Командир 1-й стр. бригады с батальоном 4-го стр. полка и одном батареей в это время находился в Молодечно и вследствие перерыва связи с Кривичами точных данных об обстановке не имел. Ему было известно от железнодорожников, что в районе Вилейка появилось около 1 000 чел. немцев. Ввиду этого командир 1-й стр. бригады присужден был остаться в Молодечно, организовать разведку на фронте Вилейка, Сморгонь и оборону железнодорожного узла Молодечно. Разведку командир 1-й стр. бригады не организовал, а для охраны железнодорожных мостов через рр. Уша и Вилия им были высланы ополченцы, железнодорожники и рота стрелков 1-й стр. бригады. Тем временем командир и штаб 27-го арм. .корпуса, также не осведомленные о событиях в Кривичи, хлопотали о разгрузке Молодечненского железнодорожного узла с целью скорейшего пропуска частей 27-го арм. корпуса через Молодечно. К этому времени 1-й и 2-й стр. полки 1-й стр. бригады успели благополучно проскочить на Полоцк{28}.
Далеко за полночь с 15 на 16.9 в штабе 27-го корпуса было выяснено, что немцы угрожают железнодорожному узлу Молодечно, что связи с Кривичами нет, что в район Заскевичи проникают германские разъезды. Это обстоятельство поставило штаб корпуса перед новой задачей. В район сосредоточения корпуса вторглись немцы. Поэтому командир корпуса приказал выгрузить 304-й полк 76-й пех. дивизии в Молодечно и выслать батальон с двумя орудиями на ст. Вилейка{29}. Но утром 16.9 вместо батальона 304-го полка на ст. Вилейка были выдвинуты сотня амурского казачьего полка, батальон 4-го стр. полка и 2 орудия, а 304-й пех. полк, запасный батальон и железнодорожники приняли оборону Молодечно{30}.
16.9 9-я германская кав. дивизия, выдвигаясь в направлении Свенцяны, Поставы, имела задачей обеспечивать операцию с востока и се-
[100]
веро-востока, в частности иметь в виду защиту от возможных действий конного отряда Казнакова{31}. 3-я кав. дивизия имела задачей, овладев Вилейка, выдвигаться на Молодечно, выбросив разведывательные части для разрушения железнодорожных линий Молодечно - Лида и Минск - Смоленск{32}, 1-я кав. дивизия выдвигалась через Сморгонь на Боруны, Ошмяны и 4-я кав. дивизия через Солы на Жуйраны в тыл 10-й русской армии (в немецком тексте Виленской группы){33}. Таким образом части 3-й германской кав. дивизии могли встретить сопротивление на пути выполнения поставленных им задач 6 батальонов 27-го арм. корпуса, собранных к тому времени у Молодечно. 9-я кав. дивизия вместе с баварской кав. дивизией при пассивности частей 5-й русской армии и конного отряда Казнакова могли успешно прикрывать операцию с северо-востока, а с востока перед разведывательными частями этой дивизии отходил этапный батальон гв. корпуса
[101]
и бежал, напуганный еще в русско-японскую войну, отряд ген. Потапова (6-й и 9-й сибирские и 54-й донской второочередные казачьи полки). Части же 1-й и 4-й кав. дивизий, наступавшие на фронт Сморгонь, Солы, устремлялись пока в пустое пространство и только значительно южнее этого фронта могли встретить головные части 4-го сибирского и 36-го арм. корпусов.
Перед рассветом 16.9 на всем фронте 1-го конного корпуса было спокойно, а с рассветом части 2-й германской пех. дивизии и левофланговые части 58-й пех. дивизии перешли в наступление против 1-го конного корпуса эта фронте Соколойцы, Гайполы, Бобровники, Ворняны. Первым был атакован приданный корпусу батальон 40-го пех. полка. После короткой перестрелки батальон отошел на юг от Бобровники. Затем были атакованы части 8-й кав. дивизии, которые после перестрелки с опорожненными патронташами также отошли от Ворняны. Вскоре начала отход и 14-я кав. дивизия, ощущавшая недостаток в патронах{34}.
Высланный накануне в Завельцы, Нестанишки 14-й драгунский полк достиг места назначения, где установил наличие значительных сил пехоты, конницы и артиллерии, а также и присутствие в районе южнее Нестанишки значительных сил немцев. По дачным, собранным от местных жителей и помещиков, германская конница крупными силами с пехотными и артиллерийскими поддержками наступает на юг. Подобные сведения донесли и две сотни кубанцев посланные командиром 1-го конного корпуса на восток от Гервяты{35}.
К полудню части 1-го конного корпуса под напором немцев отошли на фронт Гудзеники, Гервяты, Чижовщина, Столбуры, Корвели{36}.
Не лишены интереса тактические подробности боевых действий частей 1-го конного корпуса. Начальник 14-й кав. дивизии ген. Петерс, как бы в опровержение известного нам воззвания командарма 10, в ходе боя доносит командиру корпуса: "Дер. Саколойцы уже занята немцами. Таким образом мой правый фланг обойден. 4-й эскадрон уланского полка прислал донесение, что на него наступают немцы и он отходит на дер. Гайполы. Если это так, то я буду окружен"{37}.
Начальник 8-й кав. дивизии ген. Киселев доносил: "В 7 ч. 45 м. утра противник повел энергичное наступление на фронте дивизии". Далее ген. Киселев сообщал, что противник густыми колоннами наступает по направлению на Будзивалы: "Пехота (40-го полка) против превосходных сил противника не может устоять и отступает. Обход противника (почти бегом) в направлении на Дубинки; левый участок ввиду этого будет отходить"{38}. Так, обе дивизии отошли ввиду охватов фланга. Но, суммируя приведенные выше донесения, командир 1-го конного корпуса изображал события несколько иначе: "С рассветом передовые части противника перешли в наступление, и к 7 час. показались колонны, которые подходили одна за другой и стремительно атаковали батальон 40-го полка между Коренишки и Бобровники и 8-ю дивизию на фронте
[102]
Бобровники, Ворняны. Первоначально главный удар противник повел восточиее Бобровники и быстро оттеснил батальон 40-го полка. Затем стремительно атаковал значительными силами пехоты Ворняны и занял местечко. Батальон и 8-я дивизия будут задерживаться на фронте Грибалы, Будзивалы и Дубники. Идет атака и на фронте 14-й дивизии, где немцы заняли Соколойцы"{39}.
К вечеру 1-й конный корпус отошел на фронт Рындзюны, Гервяты, Корвели, Дубники, где и заночевал.
Во исполнение приказа командарма от 15.9 группа командира 2-го арм. корпуса Флуга должна была перейти в наступление на восток, что по обстановке, стожившейся к утру 16.9, выводило группу Флуга во фланг 58-й и 2-й германской пех.. дивизиям, наступавшим на юг против 1-го конного корпуса. К утру в распоряжении Флуга собрались 26-я пех. дивизия, три полка 3-й гв. пех. дивизии, бригада 10-й пех. дивизии, бригада 8-й сибирской стр. дивизии, 1-я и 2-я кубанские казачьи дивизии, занимавшие район Кана, Корвели, Слободка, Захаришки{40}.
В соответствии с обычаями и традициями русских военачальников первым делом Флуг начал хлопотать не об организации наступления вверенных ему войск, Но, подобно Рузскому, о соседе своем - 1-м конном корпусе. Флуг написал Орановскому: "Прошу Вас приказать Вашему левому флангу во что бы то ни стало удерживаться в районе
[103]
[104]
Ворняны, так как в противном случие наступательная задача, возложенная на меня, становится невыполнимой. Направляю в Ваше распоряжение еще один батальон с артиллерией от Гудогай на Мали"{41}.
Эта бумага на наш взгляд неосновательна. Казалось бы, чем южнее продвинутся немцы на юг против Орановского, тем глубже пришелся бы удар группы Флуга. Но Флугу нужно, чтобы Орановский удерживался у Ворняны, а он пристроил бы к нему свой фланг. Таким образом Флуг рассчитывал, что может вести более или менее надежно фронтальное наступление, а без этого он считал наступательную задачу невыполнимой.
К полудню части 26-й пех. дивизии выдвинулись: 104-й пех. полк на фронт Корвели, Дубинки, где завязал бой с немцами, занимавшими кладбище у м. Ворняны. 102-й пех. полк занял фронт ф. Воронка, з. Боровка, 103-й пех. полк выбил немцев из г. дв. Ворона.
В то же время полки 3-й гв. пех. дивизии развернулись и, не встречая сопротивления немцев, успешно наступали: Петроградский полк от Ковалевка на Кулишки, Литовский полк на Нидзяны а Волынский полк в резерве у Слободка за стыком 26-й и 3-й гв. пех. дивизий.
Бригада 8-й сибирской стр. дивизии подходила к Захаришки, где в резерве Флуга был и 101-й пех. полк 26-й пех. дивизии{42}. До вечера войска группы еще продвинулись немного на восток, ими были заняты ф. Оголбуры, ф. Чижовщина, ф. Воронка, Нидзяны. Но на этом фронте наступление замерло. И каково было удивление и возмущение командарма, когда, проснувшись утром 17.9, он прочел донесение Флуга о том, что "на фронте корпуса ночь прошла спокойно"{43}.
На фронте 3-го сибирского корпуса немцы переправились было через р. Вилия у Буйвидзы, потеснили находившихся здесь казаков, но подошедшими резервами немцы были опрокинуты за р. Вилия.
На фронте гвардейского и 5-го кавказского корпусов немцы пытались наступать и в некоторых пунктах потеснили было русских, но вводом в бой частных резервов положение всюду было восстановлено.
На фронте прочих корпусов 10-й армии продолжались демонстрации немцев и артиллерийский огонь{44}.
Далеко за полночь с 15 на 16.9 в штабе 27-го корпуса было выяснено, что немцы угрожают железнодорожному узлу Молодечно, что связи с Кривичами нет, что в район Заскевичи проникают германские разъезды. Это обстоятельство поставило штаб корпуса перед новой задачей. В район сосредоточения корпуса вторглись немцы. Поэтому командир корпуса приказал выгрузить 304-й полк 76-й пех. дивизии в Молодечно и выслать батальон с двумя орудиями на ст. Вилейка{29}. Но утром 16.9 вместо батальона 304-го полка на ст. Вилейка были выдвинуты сотня амурского казачьего полка, батальон 4-го стр. полка и 2 орудия, а 304-й пех. полк, запасный батальон и железнодорожники приняли оборону Молодечно{30}.
16.9 9-я германская кав. дивизия, выдвигаясь в направлении Свенцяны, Поставы, имела задачей обеспечивать операцию с востока и се-
[100]
веро-востока, в частности иметь в виду защиту от возможных действий конного отряда Казнакова{31}. 3-я кав. дивизия имела задачей, овладев Вилейка, выдвигаться на Молодечно, выбросив разведывательные части для разрушения железнодорожных линий Молодечно - Лида и Минск - Смоленск{32}, 1-я кав. дивизия выдвигалась через Сморгонь на Боруны, Ошмяны и 4-я кав. дивизия через Солы на Жуйраны в тыл 10-й русской армии (в немецком тексте Виленской группы){33}. Таким образом части 3-й германской кав. дивизии могли встретить сопротивление на пути выполнения поставленных им задач 6 батальонов 27-го арм. корпуса, собранных к тому времени у Молодечно. 9-я кав. дивизия вместе с баварской кав. дивизией при пассивности частей 5-й русской армии и конного отряда Казнакова могли успешно прикрывать операцию с северо-востока, а с востока перед разведывательными частями этой дивизии отходил этапный батальон гв. корпуса
[101]
и бежал, напуганный еще в русско-японскую войну, отряд ген. Потапова (6-й и 9-й сибирские и 54-й донской второочередные казачьи полки). Части же 1-й и 4-й кав. дивизий, наступавшие на фронт Сморгонь, Солы, устремлялись пока в пустое пространство и только значительно южнее этого фронта могли встретить головные части 4-го сибирского и 36-го арм. корпусов.
Перед рассветом 16.9 на всем фронте 1-го конного корпуса было спокойно, а с рассветом части 2-й германской пех. дивизии и левофланговые части 58-й пех. дивизии перешли в наступление против 1-го конного корпуса эта фронте Соколойцы, Гайполы, Бобровники, Ворняны. Первым был атакован приданный корпусу батальон 40-го пех. полка. После короткой перестрелки батальон отошел на юг от Бобровники. Затем были атакованы части 8-й кав. дивизии, которые после перестрелки с опорожненными патронташами также отошли от Ворняны. Вскоре начала отход и 14-я кав. дивизия, ощущавшая недостаток в патронах{34}.
Высланный накануне в Завельцы, Нестанишки 14-й драгунский полк достиг места назначения, где установил наличие значительных сил пехоты, конницы и артиллерии, а также и присутствие в районе южнее Нестанишки значительных сил немцев. По дачным, собранным от местных жителей и помещиков, германская конница крупными силами с пехотными и артиллерийскими поддержками наступает на юг. Подобные сведения донесли и две сотни кубанцев посланные командиром 1-го конного корпуса на восток от Гервяты{35}.
К полудню части 1-го конного корпуса под напором немцев отошли на фронт Гудзеники, Гервяты, Чижовщина, Столбуры, Корвели{36}.
Не лишены интереса тактические подробности боевых действий частей 1-го конного корпуса. Начальник 14-й кав. дивизии ген. Петерс, как бы в опровержение известного нам воззвания командарма 10, в ходе боя доносит командиру корпуса: "Дер. Саколойцы уже занята немцами. Таким образом мой правый фланг обойден. 4-й эскадрон уланского полка прислал донесение, что на него наступают немцы и он отходит на дер. Гайполы. Если это так, то я буду окружен"{37}.
Начальник 8-й кав. дивизии ген. Киселев доносил: "В 7 ч. 45 м. утра противник повел энергичное наступление на фронте дивизии". Далее ген. Киселев сообщал, что противник густыми колоннами наступает по направлению на Будзивалы: "Пехота (40-го полка) против превосходных сил противника не может устоять и отступает. Обход противника (почти бегом) в направлении на Дубинки; левый участок ввиду этого будет отходить"{38}. Так, обе дивизии отошли ввиду охватов фланга. Но, суммируя приведенные выше донесения, командир 1-го конного корпуса изображал события несколько иначе: "С рассветом передовые части противника перешли в наступление, и к 7 час. показались колонны, которые подходили одна за другой и стремительно атаковали батальон 40-го полка между Коренишки и Бобровники и 8-ю дивизию на фронте
[102]
Бобровники, Ворняны. Первоначально главный удар противник повел восточиее Бобровники и быстро оттеснил батальон 40-го полка. Затем стремительно атаковал значительными силами пехоты Ворняны и занял местечко. Батальон и 8-я дивизия будут задерживаться на фронте Грибалы, Будзивалы и Дубники. Идет атака и на фронте 14-й дивизии, где немцы заняли Соколойцы"{39}.
К вечеру 1-й конный корпус отошел на фронт Рындзюны, Гервяты, Корвели, Дубники, где и заночевал.
Во исполнение приказа командарма от 15.9 группа командира 2-го арм. корпуса Флуга должна была перейти в наступление на восток, что по обстановке, стожившейся к утру 16.9, выводило группу Флуга во фланг 58-й и 2-й германской пех.. дивизиям, наступавшим на юг против 1-го конного корпуса. К утру в распоряжении Флуга собрались 26-я пех. дивизия, три полка 3-й гв. пех. дивизии, бригада 10-й пех. дивизии, бригада 8-й сибирской стр. дивизии, 1-я и 2-я кубанские казачьи дивизии, занимавшие район Кана, Корвели, Слободка, Захаришки{40}.
В соответствии с обычаями и традициями русских военачальников первым делом Флуг начал хлопотать не об организации наступления вверенных ему войск, Но, подобно Рузскому, о соседе своем - 1-м конном корпусе. Флуг написал Орановскому: "Прошу Вас приказать Вашему левому флангу во что бы то ни стало удерживаться в районе
[103]
[104]
Ворняны, так как в противном случие наступательная задача, возложенная на меня, становится невыполнимой. Направляю в Ваше распоряжение еще один батальон с артиллерией от Гудогай на Мали"{41}.
Эта бумага на наш взгляд неосновательна. Казалось бы, чем южнее продвинутся немцы на юг против Орановского, тем глубже пришелся бы удар группы Флуга. Но Флугу нужно, чтобы Орановский удерживался у Ворняны, а он пристроил бы к нему свой фланг. Таким образом Флуг рассчитывал, что может вести более или менее надежно фронтальное наступление, а без этого он считал наступательную задачу невыполнимой.
К полудню части 26-й пех. дивизии выдвинулись: 104-й пех. полк на фронт Корвели, Дубинки, где завязал бой с немцами, занимавшими кладбище у м. Ворняны. 102-й пех. полк занял фронт ф. Воронка, з. Боровка, 103-й пех. полк выбил немцев из г. дв. Ворона.
В то же время полки 3-й гв. пех. дивизии развернулись и, не встречая сопротивления немцев, успешно наступали: Петроградский полк от Ковалевка на Кулишки, Литовский полк на Нидзяны а Волынский полк в резерве у Слободка за стыком 26-й и 3-й гв. пех. дивизий.
Бригада 8-й сибирской стр. дивизии подходила к Захаришки, где в резерве Флуга был и 101-й пех. полк 26-й пех. дивизии{42}. До вечера войска группы еще продвинулись немного на восток, ими были заняты ф. Оголбуры, ф. Чижовщина, ф. Воронка, Нидзяны. Но на этом фронте наступление замерло. И каково было удивление и возмущение командарма, когда, проснувшись утром 17.9, он прочел донесение Флуга о том, что "на фронте корпуса ночь прошла спокойно"{43}.
На фронте 3-го сибирского корпуса немцы переправились было через р. Вилия у Буйвидзы, потеснили находившихся здесь казаков, но подошедшими резервами немцы были опрокинуты за р. Вилия.
На фронте гвардейского и 5-го кавказского корпусов немцы пытались наступать и в некоторых пунктах потеснили было русских, но вводом в бой частных резервов положение всюду было восстановлено.
На фронте прочих корпусов 10-й армии продолжались демонстрации немцев и артиллерийский огонь{44}.
3. Боевые действия войск 10-й армии 15.9 (схема 8)
Еще 14.9 командарм 10 отдал приказ командиру 3-го сибирского корпуса: "Обеспечивая правый фланг армии, не допустить переправы противника через Вилию между Михалишками и устьем Жеймяны, для чего с выходом конного корпуса ген. Орановского к Михалишкам перебросить конницу ген. Тюлина на правый берег Вилии с задачей, заняв район Кемелишки, активно обеспечивать участок Вилии от Михалишки до Быстрица от переправы противника, поддерживая связь с конным корпусом ген. Орановского"{10}. Оборону Вилии между Быстрица и устьем Жеймяны командарм приказал возложить на части 3-й гв. и 26-й пех. дивизий, а конницу ген. Тюлина поддержать направляемыми по железной дороге Гудогай 39-м и 40-м пех. полками 10-й пех. дивизии. Ген. Флугу (командиру 2-го арм. корпуса) по прибытии на ст. Кена было приказано вступить в командование 3-й гв. и 26-й пех. дивизиями и конным отрядом ген. Тюлина. Прочим корпусам было приказано "огнем и короткими контрударами удерживать возможно большие силы противника и тем задержать их переброску к востоку, имеющую целью обход правого фланга нашей армии до сосредоточения в Свенцянском районе войск 2-й армии". Кроме того командарм выводил в свой резерв 2-ю финляндскую дивизию и приказывал корпусам: "Вытягивать все, что возможно, в резерв".
Через несколько часов того же числа корпусам были уточнены поставленные задачи, а именно: "3-му сибирскому корпусу в ночь с 14 на 15.9 отвести 7-ю сибирскую дивизию на левый берег Вилии и, заняв с бригадой казаков и двумя погран. полками участок от Буйвидзы до Черемишки, имея резерв в районе Безданы, 8-й дивизией занять правый участок Мейшагольской позиции от Черемишки до озера Желосы. Гв. корпусу в связи с этим осадить свой правый фланг на линию озер Желосы и Корве и выделить за счет получающегося таким образом сокращения фронта не менее двух полков в резерв. 5-му кавказскому корпусу оставаться на занятых позициях, продолжая их укрепление. 5-му арм. корпусу осадить правый фланг на линию г. дв. Понары, озеро Селют, за счет чего выделить в резерв два полка 10-й дивизии и завтра 15.9 двинуть их походным порядком в два перехода в район Кена". Прочим корпусам было приказано удерживать занятое расположение и укреплять позиции, а командиру 2-го корпуса (ген. Флуг), "вступив в командование 3-й гв. и 26-й дивизиями и конницей ген. Тюлина, поддержанной двумя полками 10-й дивизии, отбросив противника за Вилию, оборонять ее от Михалишки до Буйвидзы, поддерживая связь с конным корпусом
[93]
ген. Орановского и ведя энергичную разведку восточное Вилии в районе Михалишки, озеро Нароч, Жодзишки..."{11}.
Получив этот приказ, командующий фронтом высказал командарму 10 свое недовольство постановкой пассивных задач войскам армии, в частности войскам, подчиненным командиру 2-го корпуса ген. Флуг и дивизиям 3-го сибирского корпуса. Командующий фронтом писал: "...Вам следует, сосредоточивая за своим крайним правым флангом сильные резервы, действовать активно и самым энергичным образом теснить противника к северу. Отводом Трофимова (комкор 3-го сибирского) за Вилию и данной ген. Флугу (комкору 2) лишь оборонительной задачей за этой рекой Вы облегчаете противнику возможность давить на Ваш правый фланг и его охватывать". Далее командующий фронтом предложил изменить данную директиву, если она еще не приводится в исполнение, а впредь в столь важных вопросах вызывать его к аппарату{12}.
Исполнение приказания командующего фронтом потребовало бы дачи в третий раз боевых заданий войскам, что порождало неизбежную неуверенность и дергало бы армию в столь трудной обстановке боевых действий в условиях полуокружения. Приказ командарма 10 более не менялся.
Начальник штаба главкома и командующие фронтами никак не могли сговориться то поводу плана операций; такая же несогласованность существовала между командующим западным фронтом и командармом 10, но по вопросу руководства боевыми действиями на правом крыле 10-й армии. В нижестоящих инстанциях эта разноголосица носила еще более тяжелый и печальный характер. 14.9 произошел конфликт между командирами гв. корпуса Олоховым и 3-го сибирского Трофимовым, так как ни тот, ни другой не хотели взять на себя ответственность за боевые действия 8-й сибирской дивизии, отбивавшей в это время атаки дивизии Ценкера{13}. Тогда же начальник 1-й кубанской дивизии ген. Кузьмин-Караваев, подчиненный командиру 3-го сибирского корпуса, не выполнил поставленной ему задачи, о чем командир 3-го корпуса доносил командарму: "Вследствие упорного уклонения ген. Кузьмина-Караваева поддерживать со мной связь и не оправдываемого обстановкой отвода его дивизии к Магуны и Прены наступление на Подбродзе сегодня вряд ли удастся выполнить..."{14}. О ген. Потапове и его действиях, как и о других, мы расскажем ниже.
Тем временем боевые события шли своим чередом.
Утром 15.9 передовые разведывательные части германской кавалерии внесли ужас и панику в тылы 10-й армии и без того неустойчивые. Со ст. Кривичи, Вилейка, Молодечно, Солы посыпались тревожные вести о приближении немцев. Тыловые и местные государственные учреждения бежали, бросая имущество и запасы, а чаще всего предавая их огню вместе с деревнями и селами, учиняя целые погромы, заставляя местное население оставлять свой скарб и уходить на восток, таща за собой стариков и младенцев, как во времена татарских набегов. Все дороги были загружены бежавшими войсковыми тылами и беженцами (местными жителями).
[94]
Утром к ст. Солы подошел разъезд 4-й германской каз. дивизии в 50 коней с 2 орудиями и обстрелял собравшиеся здесь многочисленные обозы. Около полудня дивизион 8-го конно-егерского полка (2 эскадрона) с одним орудием и 2 пулеметами занял ст. Кривичи, разобрал железнодорожные пути и устроил крушение воинского поезда, в котором следовали восемь рот 3-го и 4-го стр. полков (1-й стр. бригады 27-го арм. корпуса). Роты во главе с офицерами бежали на юго-восток от Кривичи. Конница ген. Тюлина (четыре полка, оставшихся в его подчинении) с 26-м сибирским стр. полком, попав под удары 2-й и 58-й пех. дивизий группы Эбена, отошли от Вилии из района Михалишки, а стрелки - из района устье р. Жеймяны. Те же части немцев оттеснили казаков от Быстрицы, иными словами, противник продолжал сбивать русские заслоны и обходить правый фланг 10-й армии. Подошедший накануне, в Гервяты, Ворняны 1-й конный корпус Орановского с утра предпринял наступление на фронте устье р. Ошмянка, Кемелишки. Бригада 14-й кав. дивизии двинулась в направлении на Михалишки, один полк той же дивизии на Нестанишки с целью обхода на Михалишки, две сотни кубанцев были брошены в наступление от Гервяты на Хотиловичи, Станчиненты. 8-я кав. дивизия развернулась у Ворняны и начала наступление на север в общем направлении на Свиранки{15}. Донося о предпринятом наступлении, командир 1-го конного корпуса докладывал командарму 10 свои соображения о наиболее целесообразных действиях корпуса: "Мое движение на восток от Гервяты в тыл, полагаю, было бы лучшим парированием этого, глубокого вторжения, но боюсь открыть тыл 10-й армии". Спустя некоторое время комкор 1-го конного снова повторяет командарму 10 свой план действий: "Желал бы двинуться в тыл немцам, но предупреждаю, что сегодня весь день противник нажимает с севера, и если я уйду, то он несомненно продвинется на юг..."{16}, т. е. на тылы 10-й армии.
Командарм 10 Радкевич, понимая целесообразность предложений командира 1-го конного корпуса ген. Орановского, без замедлений ответил ему так: "Полагаю, что выход Вашего конного корпуса в тыл немцам, наступающим на юг в направлении Вилейка или Сморгонь, желателен, если только слухи о том справедливы, что я считаю вполне правдоподобным{17}. 1-ю кубанскую казачью дивизию могу оставить в Вашем распоряжении для обеспечения связи с войсками ген. Флуга. Конницу Тюлина оставлю в распоряжении Флуга для обеспечения его фланга. О Вашем решении прошу телеграфировать"{18}. Однако, несмотря на столь исчерпывающий ответ командарма 10, командир 1-го корпуса, до этого столь ретиво стремившийся в тыл к немцам, немедленно передумал и донес: "Без указаний фронта решения принять не могу, ибо не знаю общих соображений главнокомандующего"{19}.
Тем временем полки конного корпуса вошли в соприкосновение с частями 2-й германской пех. дивизии ген. Фальк, наступавшей от Миха-
[95]
лишки. Германская пехота оказалась, не менее маневроспособий, чем кавалерия Орановского. Спешенные части 14-й кав. дивизии были охвачены с флангов пехотой немцев и отошли на фронт Шатернишки, ф. Зеленки, Коренишки, а ввиду отхода 14-й кав. дивизии отошла и 8-я кав. дивизия, которую, по донесению начальника 8-й дивизии ген. Киселева, тоже "обошла пехота силою до двух батальонов и под огнем артиллерии 2 легких и 1 тяжелой батарей"{20}. Но комкор и комдивы 1-го конного корпуса не знали, какие части немцев теснят корпус. Не знал этого и штаб 10-й армии. Поэтому начальник оперативного управления штаба 10-й армии запрашивает командира 1-го конного корпуса: "Благоволите сообщить для доклада командарму, какие части немцев действуют против Вашего корпуса". Тогда командир 1-го корпуса пишет командиру 8-й дивизии: "Необходим захват пленных, мы до сего времени не знаем, какие части противника действуют против нас". Но начдив 8-й кавалерийской Киселёв тоже не знал, с кем дерется 1-й конный корпус и его 8-я дивизия, а потому ответил: "Против нас до 4 батальонов пехоты и 3 эскадронов кавалерии, три батареи, одна тяжелая"{21}. Единственным источником разведки в 1-м конном корпусе, к сожалению, оказался полицейский урядник Ворнянской волости И. Синявский, честно продолжавший свою полицейскую службу на территории своей волости, но его данные были, по преимуществу, не оперативно-тактического, а скорее полицейского характера. Он доносил, что в Михалишки прибыло 3 эскадрона германской кавалерии, что немцами арестованы земский начальник и становой пристав, а такие сведения вряд ли могли послужить командиру 1-го конного корпуса для оперативной ориентировки. Неуспех на фронте, незнание, какие части и силы противника теснят корпус, дополнялись тревожными донесениями из тыла. Из Солы вахмистр Стрельцов, старший обоза штаба 1-го конного корпуса доносил: "Доношу, что по приезде в м. Солы, которое обстрелял неприятельский разъезд орудийным и пулеметным огнем, наводя большую панику в обозах, которых было очень много, я свой обоз вывел благополучно". Из г. дв, Солы от кап. Богувского (подпись не совсем разборчива): "Дивизионный обоз 8-й сибирской стр. дивизии стоит в лесу восточнее г. дв. Солы (рядом с ним). Едва держусь. Против меня 2 орудия, 2 пулемета и 100-200 чел. пехоты. Я едва держусь, патронов нет. Прошу выручки, иначе пропадет обоз". Из Ошмяны от штабс -ротм. Гарниева (подпись неразборчива): "Сего числа с 7 час. утра обозы 2-го разряда произвели панику в г. Ошмяны и отступление продолжалось до 3 часов дня. Предполагаю ночевать к югу от Ошмяны в 12. верстах г. дв. Анелин".
Кто же, однако, наступал против 1-го конного корпуса, оставалось невыясненным. Ночью командир 1-го конного корпуса собственноручно сочинил реляцию, в которой излагал фантастические картины восьми конных атак вверенного ему корпуса, писал о горах трупов неприятеля, отражениях германских атак, но ни единым словом не обмолвился ни о номере, ни о названии германской части{22}. Поэтому назойливый начальник оперативного управления 10-й армии снова насел на командира
[96]
[97]
корпуса, вопрошая, какие же все-таки части немцев наступают против 1-го конного корпуса. Делать нечего, пришлось ответить: "Противник сегодня силами около дивизии пехоты теснил обе кавалерийские дивизии"{23}. В то время, когда 1-й конный корпус отходил под давлением 2-й германской пех. дивизии, у Быстрица 3-я гв. пех. дивизия успешно отражала наступление 58-й германской пех. дивизии; 26-я пех. дивизия выдвигалась южнее Быстрица в направлении на Слободка и Лазаришки, т. е. в пространство между 1-м конным корпусом и 3-й гв пех. дивизией, а бригада 10-й пех. дивизии сосредоточилась в Гудогай, выбросив 1-й батальон 40-го пех. полка на м. Солы. Конный отряд ген. Тюлина разбился на отдельные отряды, перемешавшиеся с 1-м конным, 2-м армейским и 3-м сибирским корпусами, на флангах которых конные части отряда заполняли прорывы в боевых порядках пехоты. 3-й сибирский и гв. корпуса отошли на новые позиции, согласно известному нам приказу командарма 10; на их фронте, как и на фронте прочих корпусов армии, день прошел спокойно.
На этот раз авторы германского государственного архива вспомнили поучения своего знаменитого земляка Клаузевица по поводу изложения военно-исторических событий и признали, что группа Гутьера, сближавшаяся под прикрытием ночи с 14 на 15.9 с оборонительным расположением русских на расстояние 2 км, 15.9 решительно атаковала пространство, еще ночью покинутое гвардейским и 3-м сибирским корпусами, при плохом наблюдении и разведке с германской стороны и, искусном отрыве русских. Хотя Гинденбург и Эйхгорн требовали быстроты действий, тем не менее войска группы Гутьера днем 15.9 упустили случай атаковать отступивших русских и продолжали в этот день сближение{24}.
Для удлинения восточного фланга 10-й русской армии и обеспечения железной дороги Вильна, Молодечно из Вильны на восток была выдвинута гв. казачья бригада{25}.
Итогом дня мы имели продолжающийся обход немцами правого фланга 10-й армии, спокойствие на северном и юго-западном ее участках, неуклюжие действия 1-го конного корпуса против 2-й германской пех. дивизии и совершенную неясность о силах противника на его фронте, добровольный отход гвардейского и 3-го сибирского корпусов за Вилию, неожиданный и для немцев, невообразимый хаос в тылах армии и, прекращение немцами железнодорожного движения на линиях Вильна- Молодечно и Молодечно - Полоцк.
Но несмотря на столь прискорбные факты и обстоятельства, командарм 10 писал: "Приказываю сообщить всем доблестным частям 10-й армии, что их упорство и настойчивость в трудное положении уже достигают цели. Завтра 16.9 к нам на правый фланг подходит корпус, а послезавтра - другой, а еще правее прибывает третий. Снаряды с каждым днем прибывают, и скоро в них недостатка не будет. С подходом новых сил всем фронтом доблестной 10-й армии перейдем в наступление на зарвавшегося врата, причем необходимо развить стремительность и безудержный натиск. Пусть каждый помчит, что немцы боятся за свой тыл и фланги и при дружном нашем ударе бегут, в чем убедилась гвардия
[98]
при своем коротком наступлении. Пусть каждый знает, что 10-я армия обходов не боится и что у наступающего с решимостью разбить врага фланги и тыл обеспечены его смелостью и сокрушительным ударом..." "коннице ограничусь пока указанием главнокомандующего фронтом, данным мне сегодня, а именно: коннице надо брать пример с энергичной, мужественной, беззаветной деятельности немецкой кавалерии; считаю, что этого пока достаточно, чтобы напомнить конным частям и особенно казакам и их начальникам былую доблесть их предков, точная дерзкая разведка на носу и особенно в тылу у противника, полная свобода хозяйничанья в его батареях и обозах, налет с тыла и с флангов на уставшую пехоту..."{26}. Вдохновляя подчиненные войска, командарм предлагал прочесть его приказ во всех ротах, эскадронах, батареях, парках и обозах. Мы могли бы всесторонне раскритиковать этот приказ командарма 10, который, в сущности, был только иронией над действительностью, но, предположив, что он взывал по суворовскому обычаю к солдатскому и унтер-офицерскому сердцу и что воззвание это составлял плохой агитпроп, оставим документ в стороне. Можно предположить, что командарм 10 знал, что грешит против правды, но делал это сознательно на пользу армий. Ограничимся только замечанием, что доблестные войска напрасно покидали свои позиции, потомки некогда доблестных казаков волею командарма направлялись в лоб, а не во фланг и тыл противнику; когда немцы неделю бьют правый фланг армии, а на остальном ее фронте царит спокойствие, сдается, что дело не только в доблести войска, но и в некоторых качествах командарма 10, обязанного упрочить правый фланг.
Вечером командарм 10, установив факт продолжающегося обхода армии немцами, приказал: "Ген. Флугу отбросить противника за Вилию, действуя самым решительным образом, не заботясь о сохранении резервов". Прочие же корпуса армии должны были сменять, частично перегруппировываться и удерживать занятое расположение{27}. В результате этих частичных перегруппировок 3-й сибирский корпус собирался к востоку от Вильны, а 5-й арм. корпус подготовился к переброске с западного фланга на восточный фланг армии, т. е. делалось то, что должно было быть сделано еще 10-12.9. Теперь же эта перегруппировка слишком опаздывала.
В своем месте мы уже отмечали предположения командира 1-го конного корпуса относительно действий на тылы немцев к востоку от Гервяты и привели его переписку с командармом 10 по этому поводу. Переписка закончилась тем, что командарм 10 предложил командиру 1-го конного корпуса Орановскому еще одну (1-ю кубанскую казачью) дивизию для этой цели. Но Орановский не решился на это, задуманное -им самим, предприятие. Если действия многих корпусов армии имели пассивный характер, то активные действия 1-го конного корпуса в связи с действиями правого фланга 10-й армии приобретали особый интерес и особую важность в ходе операции. Командир 1-го конного корпуса это усвоил хорошо, он, пожалуй, даже не ошибся в выборе направления удара, но, как мы видели выше, не решился на это. Движение же его
[99]
корпуса с 1-й кубанской казачьей дивизией на восток привело бы к тому, что 1-й конный корпус фланговым ударом смял сперва 4-ю, а затем 1-ю германскую кав. дивизии, действовавшие на юг и юго-запад; и тем положил предел охвату армейского фланга. Разбросанные на большом пространстве от Поставы через озеро Нароч до Жодзишки кав. дивизии Гарнье не смогли бы оказать содействие друг другу, вследствие их разобщенности. Эти действия лучше всего обеспечили бы и сосредоточение корпусов 2-й армии на фронте Молодечно, Ошмяны и более надежно прикрыли бы железную дорогу Молодечно, Солы, Вильна. Но для этого нужно было, чтобы части 10-й пех. дивизии и гв. казачья бригада сменили конный корпус на фронте Гервяты, Ворняны и преградили путь 2-й германской пех. дивизии на Солы.
Через несколько часов того же числа корпусам были уточнены поставленные задачи, а именно: "3-му сибирскому корпусу в ночь с 14 на 15.9 отвести 7-ю сибирскую дивизию на левый берег Вилии и, заняв с бригадой казаков и двумя погран. полками участок от Буйвидзы до Черемишки, имея резерв в районе Безданы, 8-й дивизией занять правый участок Мейшагольской позиции от Черемишки до озера Желосы. Гв. корпусу в связи с этим осадить свой правый фланг на линию озер Желосы и Корве и выделить за счет получающегося таким образом сокращения фронта не менее двух полков в резерв. 5-му кавказскому корпусу оставаться на занятых позициях, продолжая их укрепление. 5-му арм. корпусу осадить правый фланг на линию г. дв. Понары, озеро Селют, за счет чего выделить в резерв два полка 10-й дивизии и завтра 15.9 двинуть их походным порядком в два перехода в район Кена". Прочим корпусам было приказано удерживать занятое расположение и укреплять позиции, а командиру 2-го корпуса (ген. Флуг), "вступив в командование 3-й гв. и 26-й дивизиями и конницей ген. Тюлина, поддержанной двумя полками 10-й дивизии, отбросив противника за Вилию, оборонять ее от Михалишки до Буйвидзы, поддерживая связь с конным корпусом
[93]
ген. Орановского и ведя энергичную разведку восточное Вилии в районе Михалишки, озеро Нароч, Жодзишки..."{11}.
Получив этот приказ, командующий фронтом высказал командарму 10 свое недовольство постановкой пассивных задач войскам армии, в частности войскам, подчиненным командиру 2-го корпуса ген. Флуг и дивизиям 3-го сибирского корпуса. Командующий фронтом писал: "...Вам следует, сосредоточивая за своим крайним правым флангом сильные резервы, действовать активно и самым энергичным образом теснить противника к северу. Отводом Трофимова (комкор 3-го сибирского) за Вилию и данной ген. Флугу (комкору 2) лишь оборонительной задачей за этой рекой Вы облегчаете противнику возможность давить на Ваш правый фланг и его охватывать". Далее командующий фронтом предложил изменить данную директиву, если она еще не приводится в исполнение, а впредь в столь важных вопросах вызывать его к аппарату{12}.
Исполнение приказания командующего фронтом потребовало бы дачи в третий раз боевых заданий войскам, что порождало неизбежную неуверенность и дергало бы армию в столь трудной обстановке боевых действий в условиях полуокружения. Приказ командарма 10 более не менялся.
Начальник штаба главкома и командующие фронтами никак не могли сговориться то поводу плана операций; такая же несогласованность существовала между командующим западным фронтом и командармом 10, но по вопросу руководства боевыми действиями на правом крыле 10-й армии. В нижестоящих инстанциях эта разноголосица носила еще более тяжелый и печальный характер. 14.9 произошел конфликт между командирами гв. корпуса Олоховым и 3-го сибирского Трофимовым, так как ни тот, ни другой не хотели взять на себя ответственность за боевые действия 8-й сибирской дивизии, отбивавшей в это время атаки дивизии Ценкера{13}. Тогда же начальник 1-й кубанской дивизии ген. Кузьмин-Караваев, подчиненный командиру 3-го сибирского корпуса, не выполнил поставленной ему задачи, о чем командир 3-го корпуса доносил командарму: "Вследствие упорного уклонения ген. Кузьмина-Караваева поддерживать со мной связь и не оправдываемого обстановкой отвода его дивизии к Магуны и Прены наступление на Подбродзе сегодня вряд ли удастся выполнить..."{14}. О ген. Потапове и его действиях, как и о других, мы расскажем ниже.
Тем временем боевые события шли своим чередом.
Утром 15.9 передовые разведывательные части германской кавалерии внесли ужас и панику в тылы 10-й армии и без того неустойчивые. Со ст. Кривичи, Вилейка, Молодечно, Солы посыпались тревожные вести о приближении немцев. Тыловые и местные государственные учреждения бежали, бросая имущество и запасы, а чаще всего предавая их огню вместе с деревнями и селами, учиняя целые погромы, заставляя местное население оставлять свой скарб и уходить на восток, таща за собой стариков и младенцев, как во времена татарских набегов. Все дороги были загружены бежавшими войсковыми тылами и беженцами (местными жителями).
[94]
Утром к ст. Солы подошел разъезд 4-й германской каз. дивизии в 50 коней с 2 орудиями и обстрелял собравшиеся здесь многочисленные обозы. Около полудня дивизион 8-го конно-егерского полка (2 эскадрона) с одним орудием и 2 пулеметами занял ст. Кривичи, разобрал железнодорожные пути и устроил крушение воинского поезда, в котором следовали восемь рот 3-го и 4-го стр. полков (1-й стр. бригады 27-го арм. корпуса). Роты во главе с офицерами бежали на юго-восток от Кривичи. Конница ген. Тюлина (четыре полка, оставшихся в его подчинении) с 26-м сибирским стр. полком, попав под удары 2-й и 58-й пех. дивизий группы Эбена, отошли от Вилии из района Михалишки, а стрелки - из района устье р. Жеймяны. Те же части немцев оттеснили казаков от Быстрицы, иными словами, противник продолжал сбивать русские заслоны и обходить правый фланг 10-й армии. Подошедший накануне, в Гервяты, Ворняны 1-й конный корпус Орановского с утра предпринял наступление на фронте устье р. Ошмянка, Кемелишки. Бригада 14-й кав. дивизии двинулась в направлении на Михалишки, один полк той же дивизии на Нестанишки с целью обхода на Михалишки, две сотни кубанцев были брошены в наступление от Гервяты на Хотиловичи, Станчиненты. 8-я кав. дивизия развернулась у Ворняны и начала наступление на север в общем направлении на Свиранки{15}. Донося о предпринятом наступлении, командир 1-го конного корпуса докладывал командарму 10 свои соображения о наиболее целесообразных действиях корпуса: "Мое движение на восток от Гервяты в тыл, полагаю, было бы лучшим парированием этого, глубокого вторжения, но боюсь открыть тыл 10-й армии". Спустя некоторое время комкор 1-го конного снова повторяет командарму 10 свой план действий: "Желал бы двинуться в тыл немцам, но предупреждаю, что сегодня весь день противник нажимает с севера, и если я уйду, то он несомненно продвинется на юг..."{16}, т. е. на тылы 10-й армии.
Командарм 10 Радкевич, понимая целесообразность предложений командира 1-го конного корпуса ген. Орановского, без замедлений ответил ему так: "Полагаю, что выход Вашего конного корпуса в тыл немцам, наступающим на юг в направлении Вилейка или Сморгонь, желателен, если только слухи о том справедливы, что я считаю вполне правдоподобным{17}. 1-ю кубанскую казачью дивизию могу оставить в Вашем распоряжении для обеспечения связи с войсками ген. Флуга. Конницу Тюлина оставлю в распоряжении Флуга для обеспечения его фланга. О Вашем решении прошу телеграфировать"{18}. Однако, несмотря на столь исчерпывающий ответ командарма 10, командир 1-го корпуса, до этого столь ретиво стремившийся в тыл к немцам, немедленно передумал и донес: "Без указаний фронта решения принять не могу, ибо не знаю общих соображений главнокомандующего"{19}.
Тем временем полки конного корпуса вошли в соприкосновение с частями 2-й германской пех. дивизии ген. Фальк, наступавшей от Миха-
[95]
лишки. Германская пехота оказалась, не менее маневроспособий, чем кавалерия Орановского. Спешенные части 14-й кав. дивизии были охвачены с флангов пехотой немцев и отошли на фронт Шатернишки, ф. Зеленки, Коренишки, а ввиду отхода 14-й кав. дивизии отошла и 8-я кав. дивизия, которую, по донесению начальника 8-й дивизии ген. Киселева, тоже "обошла пехота силою до двух батальонов и под огнем артиллерии 2 легких и 1 тяжелой батарей"{20}. Но комкор и комдивы 1-го конного корпуса не знали, какие части немцев теснят корпус. Не знал этого и штаб 10-й армии. Поэтому начальник оперативного управления штаба 10-й армии запрашивает командира 1-го конного корпуса: "Благоволите сообщить для доклада командарму, какие части немцев действуют против Вашего корпуса". Тогда командир 1-го корпуса пишет командиру 8-й дивизии: "Необходим захват пленных, мы до сего времени не знаем, какие части противника действуют против нас". Но начдив 8-й кавалерийской Киселёв тоже не знал, с кем дерется 1-й конный корпус и его 8-я дивизия, а потому ответил: "Против нас до 4 батальонов пехоты и 3 эскадронов кавалерии, три батареи, одна тяжелая"{21}. Единственным источником разведки в 1-м конном корпусе, к сожалению, оказался полицейский урядник Ворнянской волости И. Синявский, честно продолжавший свою полицейскую службу на территории своей волости, но его данные были, по преимуществу, не оперативно-тактического, а скорее полицейского характера. Он доносил, что в Михалишки прибыло 3 эскадрона германской кавалерии, что немцами арестованы земский начальник и становой пристав, а такие сведения вряд ли могли послужить командиру 1-го конного корпуса для оперативной ориентировки. Неуспех на фронте, незнание, какие части и силы противника теснят корпус, дополнялись тревожными донесениями из тыла. Из Солы вахмистр Стрельцов, старший обоза штаба 1-го конного корпуса доносил: "Доношу, что по приезде в м. Солы, которое обстрелял неприятельский разъезд орудийным и пулеметным огнем, наводя большую панику в обозах, которых было очень много, я свой обоз вывел благополучно". Из г. дв, Солы от кап. Богувского (подпись не совсем разборчива): "Дивизионный обоз 8-й сибирской стр. дивизии стоит в лесу восточнее г. дв. Солы (рядом с ним). Едва держусь. Против меня 2 орудия, 2 пулемета и 100-200 чел. пехоты. Я едва держусь, патронов нет. Прошу выручки, иначе пропадет обоз". Из Ошмяны от штабс -ротм. Гарниева (подпись неразборчива): "Сего числа с 7 час. утра обозы 2-го разряда произвели панику в г. Ошмяны и отступление продолжалось до 3 часов дня. Предполагаю ночевать к югу от Ошмяны в 12. верстах г. дв. Анелин".
Кто же, однако, наступал против 1-го конного корпуса, оставалось невыясненным. Ночью командир 1-го конного корпуса собственноручно сочинил реляцию, в которой излагал фантастические картины восьми конных атак вверенного ему корпуса, писал о горах трупов неприятеля, отражениях германских атак, но ни единым словом не обмолвился ни о номере, ни о названии германской части{22}. Поэтому назойливый начальник оперативного управления 10-й армии снова насел на командира
[96]
[97]
корпуса, вопрошая, какие же все-таки части немцев наступают против 1-го конного корпуса. Делать нечего, пришлось ответить: "Противник сегодня силами около дивизии пехоты теснил обе кавалерийские дивизии"{23}. В то время, когда 1-й конный корпус отходил под давлением 2-й германской пех. дивизии, у Быстрица 3-я гв. пех. дивизия успешно отражала наступление 58-й германской пех. дивизии; 26-я пех. дивизия выдвигалась южнее Быстрица в направлении на Слободка и Лазаришки, т. е. в пространство между 1-м конным корпусом и 3-й гв пех. дивизией, а бригада 10-й пех. дивизии сосредоточилась в Гудогай, выбросив 1-й батальон 40-го пех. полка на м. Солы. Конный отряд ген. Тюлина разбился на отдельные отряды, перемешавшиеся с 1-м конным, 2-м армейским и 3-м сибирским корпусами, на флангах которых конные части отряда заполняли прорывы в боевых порядках пехоты. 3-й сибирский и гв. корпуса отошли на новые позиции, согласно известному нам приказу командарма 10; на их фронте, как и на фронте прочих корпусов армии, день прошел спокойно.
На этот раз авторы германского государственного архива вспомнили поучения своего знаменитого земляка Клаузевица по поводу изложения военно-исторических событий и признали, что группа Гутьера, сближавшаяся под прикрытием ночи с 14 на 15.9 с оборонительным расположением русских на расстояние 2 км, 15.9 решительно атаковала пространство, еще ночью покинутое гвардейским и 3-м сибирским корпусами, при плохом наблюдении и разведке с германской стороны и, искусном отрыве русских. Хотя Гинденбург и Эйхгорн требовали быстроты действий, тем не менее войска группы Гутьера днем 15.9 упустили случай атаковать отступивших русских и продолжали в этот день сближение{24}.
Для удлинения восточного фланга 10-й русской армии и обеспечения железной дороги Вильна, Молодечно из Вильны на восток была выдвинута гв. казачья бригада{25}.
Итогом дня мы имели продолжающийся обход немцами правого фланга 10-й армии, спокойствие на северном и юго-западном ее участках, неуклюжие действия 1-го конного корпуса против 2-й германской пех. дивизии и совершенную неясность о силах противника на его фронте, добровольный отход гвардейского и 3-го сибирского корпусов за Вилию, неожиданный и для немцев, невообразимый хаос в тылах армии и, прекращение немцами железнодорожного движения на линиях Вильна- Молодечно и Молодечно - Полоцк.
Но несмотря на столь прискорбные факты и обстоятельства, командарм 10 писал: "Приказываю сообщить всем доблестным частям 10-й армии, что их упорство и настойчивость в трудное положении уже достигают цели. Завтра 16.9 к нам на правый фланг подходит корпус, а послезавтра - другой, а еще правее прибывает третий. Снаряды с каждым днем прибывают, и скоро в них недостатка не будет. С подходом новых сил всем фронтом доблестной 10-й армии перейдем в наступление на зарвавшегося врата, причем необходимо развить стремительность и безудержный натиск. Пусть каждый помчит, что немцы боятся за свой тыл и фланги и при дружном нашем ударе бегут, в чем убедилась гвардия
[98]
при своем коротком наступлении. Пусть каждый знает, что 10-я армия обходов не боится и что у наступающего с решимостью разбить врага фланги и тыл обеспечены его смелостью и сокрушительным ударом..." "коннице ограничусь пока указанием главнокомандующего фронтом, данным мне сегодня, а именно: коннице надо брать пример с энергичной, мужественной, беззаветной деятельности немецкой кавалерии; считаю, что этого пока достаточно, чтобы напомнить конным частям и особенно казакам и их начальникам былую доблесть их предков, точная дерзкая разведка на носу и особенно в тылу у противника, полная свобода хозяйничанья в его батареях и обозах, налет с тыла и с флангов на уставшую пехоту..."{26}. Вдохновляя подчиненные войска, командарм предлагал прочесть его приказ во всех ротах, эскадронах, батареях, парках и обозах. Мы могли бы всесторонне раскритиковать этот приказ командарма 10, который, в сущности, был только иронией над действительностью, но, предположив, что он взывал по суворовскому обычаю к солдатскому и унтер-офицерскому сердцу и что воззвание это составлял плохой агитпроп, оставим документ в стороне. Можно предположить, что командарм 10 знал, что грешит против правды, но делал это сознательно на пользу армий. Ограничимся только замечанием, что доблестные войска напрасно покидали свои позиции, потомки некогда доблестных казаков волею командарма направлялись в лоб, а не во фланг и тыл противнику; когда немцы неделю бьют правый фланг армии, а на остальном ее фронте царит спокойствие, сдается, что дело не только в доблести войска, но и в некоторых качествах командарма 10, обязанного упрочить правый фланг.
Вечером командарм 10, установив факт продолжающегося обхода армии немцами, приказал: "Ген. Флугу отбросить противника за Вилию, действуя самым решительным образом, не заботясь о сохранении резервов". Прочие же корпуса армии должны были сменять, частично перегруппировываться и удерживать занятое расположение{27}. В результате этих частичных перегруппировок 3-й сибирский корпус собирался к востоку от Вильны, а 5-й арм. корпус подготовился к переброске с западного фланга на восточный фланг армии, т. е. делалось то, что должно было быть сделано еще 10-12.9. Теперь же эта перегруппировка слишком опаздывала.
В своем месте мы уже отмечали предположения командира 1-го конного корпуса относительно действий на тылы немцев к востоку от Гервяты и привели его переписку с командармом 10 по этому поводу. Переписка закончилась тем, что командарм 10 предложил командиру 1-го конного корпуса Орановскому еще одну (1-ю кубанскую казачью) дивизию для этой цели. Но Орановский не решился на это, задуманное -им самим, предприятие. Если действия многих корпусов армии имели пассивный характер, то активные действия 1-го конного корпуса в связи с действиями правого фланга 10-й армии приобретали особый интерес и особую важность в ходе операции. Командир 1-го конного корпуса это усвоил хорошо, он, пожалуй, даже не ошибся в выборе направления удара, но, как мы видели выше, не решился на это. Движение же его
[99]
корпуса с 1-й кубанской казачьей дивизией на восток привело бы к тому, что 1-й конный корпус фланговым ударом смял сперва 4-ю, а затем 1-ю германскую кав. дивизии, действовавшие на юг и юго-запад; и тем положил предел охвату армейского фланга. Разбросанные на большом пространстве от Поставы через озеро Нароч до Жодзишки кав. дивизии Гарнье не смогли бы оказать содействие друг другу, вследствие их разобщенности. Эти действия лучше всего обеспечили бы и сосредоточение корпусов 2-й армии на фронте Молодечно, Ошмяны и более надежно прикрыли бы железную дорогу Молодечно, Солы, Вильна. Но для этого нужно было, чтобы части 10-й пех. дивизии и гв. казачья бригада сменили конный корпус на фронте Гервяты, Ворняны и преградили путь 2-й германской пех. дивизии на Солы.
2. Работа главкома германского восточного фронта и 10-й германской армии
В то время когда начальник штаба русского главкома вмешивался в компетенцию командующего 10-й армией, давал указания об охране железнодорожных станций и занимался обменом мнений с командующими фронтами, предоставив руководство операциями на стыке фронтов командующему западным фронтом, на противной стороне - у немцев - главнокомандующий восточным фронтом Гинденбург занимался деятельностью иного свойства.
По свидетельству авторов германского государственного архива, германский главком 15.9 корректировал работу командармов по руководству боевыми действиями германских войск. На 16.9 главком поставил 10-й германской армии задачу резко повернуть войска против Вильна и в этом смысле дал указания и советы командарму 10 ген.-полк. Эйхгорн{5}. Кроме того главком по радио дал указания, командиру 6-го гер-
[91]
манского кав. корпуса Гарнье "во всяком случае не очень изменять" план операции, 9-ю кав. дивизию направить в район Полуше, где она, соединившись с баварской кав. дивизией Неманской армии, имела задачей совместными силами атаковать действовавшие здесь две русских кав. дивизии{6}. "А из оставшихся трех дивизий кав. корпуса 3-й кав. дивизией к 15.9 достигнуть района Кривичи и разрушить железную дорогу Полоцк - Молодечно, 1-й и 4-й кав. дивизиям оставаться для наступления против тыла Виленской группы русских, перейти и прервать железную, дорогу Молодечно-Вильна на участке к северо-западу, от Сморгонь. При этом 1-й кав. дивизии, дойти и серьезно драться южнее Жуйраны, в то время когда 4-я кав. дивизия под командой ген.-майора Гофман должна тотчас же обратиться против неприятеля, который удерживает р. Ошмянка на фронте Жуйраны, Солы"{7}. "Для группы Эбена, - продолжают авторы государственного архива, - главком дал направление свернуть левый фланг от Михалишки, юго-западнее Ворняны, и осесть на этом рубеже. 2-й пех. дивизии ген.-лейт. Фальк закрепить этот район, сблизиться вечером на расстояние 3 км"... "Левому флангу 58-й пех. дивизии перейти Вилию"{8}.
Тогда же было приказано 42-ю пех. дивизию группы Гутьера продвинуть вперед на юго-восток под Жеймяны. Прочим частям группы Гутьера было приказано под покровом темноты сблизиться до 2 км с позициями русских. Таким образом, если верить авторам государственного архива, главком германского восточного фронта, так же как и начальник штаба русского главкома, вмешивался в компетенцию даже корпусных командиров, корректируя направление действий отдельных дивизий. Однако в этом мы усматриваем не отрицательную, а положительную сторону его деятельности, так как 10-я германская армия включала почти половину всех войск фронта, с одной стороны, а ее задача по окружению Виленской группы (10-й русской армии) являлась крайне сложной и ответственной, - с другой; наконец, 6-й германский кав. корпус ген. Гарнье являлся не столько средством командарма 10-й германской, сколько средством командующего фронтом, ибо задачи корпуса по характеру и большому пространству выходили за рамки операции 10-й германской армии.
Вместе с тем те же германские авторы, излагая ход Виленского сражения, к сожалению, сохраняют полное молчание по поводу действий 8-й и 12-й германских армий, указывая лишь, что эти армии были слабого состава вообще, а 12-я армия, в частности, и что германские батальоны имели всего по 600 штыков{9}. Однако это молчание, видимо, неслучайно. Дело в том, что русские без помехи со стороны немцев снимали свои корпуса, действовавшие перед фронтом этих германских армий, и перебрасывали их на Виленское и Двинское направления. Также хранится молчание по поводу руководства главкома действиями этих армий, если не считать того, что начальник штаба фронта Людендорф занимался вопросами упорядочения подвоза в 8-й и 12-й армиях. Освещение же действий 8-й и 12-й германских армий предста-
[92]
вляет большой интерес, так как от их действий зависело сковывание русских армий севернее Полесья, с чем, то нашему мнению, воспитанники Шлифена справились в такой степени, что об этом их историки предпочитают умолчать; это впрочем вполне соответствует принятым обычаям в каждой себя уважающей армии, а тем более в германской, да еще при жизни фельдмаршала и президента Гинденбурга, бывшего главкома восточного фронта.
По свидетельству авторов германского государственного архива, германский главком 15.9 корректировал работу командармов по руководству боевыми действиями германских войск. На 16.9 главком поставил 10-й германской армии задачу резко повернуть войска против Вильна и в этом смысле дал указания и советы командарму 10 ген.-полк. Эйхгорн{5}. Кроме того главком по радио дал указания, командиру 6-го гер-
[91]
манского кав. корпуса Гарнье "во всяком случае не очень изменять" план операции, 9-ю кав. дивизию направить в район Полуше, где она, соединившись с баварской кав. дивизией Неманской армии, имела задачей совместными силами атаковать действовавшие здесь две русских кав. дивизии{6}. "А из оставшихся трех дивизий кав. корпуса 3-й кав. дивизией к 15.9 достигнуть района Кривичи и разрушить железную дорогу Полоцк - Молодечно, 1-й и 4-й кав. дивизиям оставаться для наступления против тыла Виленской группы русских, перейти и прервать железную, дорогу Молодечно-Вильна на участке к северо-западу, от Сморгонь. При этом 1-й кав. дивизии, дойти и серьезно драться южнее Жуйраны, в то время когда 4-я кав. дивизия под командой ген.-майора Гофман должна тотчас же обратиться против неприятеля, который удерживает р. Ошмянка на фронте Жуйраны, Солы"{7}. "Для группы Эбена, - продолжают авторы государственного архива, - главком дал направление свернуть левый фланг от Михалишки, юго-западнее Ворняны, и осесть на этом рубеже. 2-й пех. дивизии ген.-лейт. Фальк закрепить этот район, сблизиться вечером на расстояние 3 км"... "Левому флангу 58-й пех. дивизии перейти Вилию"{8}.
Тогда же было приказано 42-ю пех. дивизию группы Гутьера продвинуть вперед на юго-восток под Жеймяны. Прочим частям группы Гутьера было приказано под покровом темноты сблизиться до 2 км с позициями русских. Таким образом, если верить авторам государственного архива, главком германского восточного фронта, так же как и начальник штаба русского главкома, вмешивался в компетенцию даже корпусных командиров, корректируя направление действий отдельных дивизий. Однако в этом мы усматриваем не отрицательную, а положительную сторону его деятельности, так как 10-я германская армия включала почти половину всех войск фронта, с одной стороны, а ее задача по окружению Виленской группы (10-й русской армии) являлась крайне сложной и ответственной, - с другой; наконец, 6-й германский кав. корпус ген. Гарнье являлся не столько средством командарма 10-й германской, сколько средством командующего фронтом, ибо задачи корпуса по характеру и большому пространству выходили за рамки операции 10-й германской армии.
Вместе с тем те же германские авторы, излагая ход Виленского сражения, к сожалению, сохраняют полное молчание по поводу действий 8-й и 12-й германских армий, указывая лишь, что эти армии были слабого состава вообще, а 12-я армия, в частности, и что германские батальоны имели всего по 600 штыков{9}. Однако это молчание, видимо, неслучайно. Дело в том, что русские без помехи со стороны немцев снимали свои корпуса, действовавшие перед фронтом этих германских армий, и перебрасывали их на Виленское и Двинское направления. Также хранится молчание по поводу руководства главкома действиями этих армий, если не считать того, что начальник штаба фронта Людендорф занимался вопросами упорядочения подвоза в 8-й и 12-й армиях. Освещение же действий 8-й и 12-й германских армий предста-
[92]
вляет большой интерес, так как от их действий зависело сковывание русских армий севернее Полесья, с чем, то нашему мнению, воспитанники Шлифена справились в такой степени, что об этом их историки предпочитают умолчать; это впрочем вполне соответствует принятым обычаям в каждой себя уважающей армии, а тем более в германской, да еще при жизни фельдмаршала и президента Гинденбурга, бывшего главкома восточного фронта.
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ВЕРХНЕЙ ВИЛИИ И ПОД г. ВИЛЬНА
1. Работа штаба главнокомандующего и командующих фронтами
Появление германской конницы на тылах 10-й армии крайне обеспокоило начальника штаба главкома, который только теперь понял, какое серьезное значение имеет развитие действий в стыке фронтов. Если до сих пор начальник штаба главкома допускал мысль о восстановлении боевой связи между фронтами силами конницы 5-й и 10-й армий, а позднее вмешивался в компетенцию командарма 10 по поводу использования 26-й пех. дивизии, то теперь он окончательно растерялся, утратив управление фронтами, и разменялся на мелочи. Не представляя себе, что нужно предпринять для парирования немецкого удара на стыке фронтов, начальник штаба главкома 15.9 издал следующую директиву: Начальнику штаба западного фронта "Неприятельскими разъездами учинено нападение на ст. Кривичи. В Вашем распоряжении такое число дружин для охраны железных дорог, что прочное занятие станций наиболее важных и угрожаемых дорог составляет ныне Вашу главнейшую заботу и должно быть достигнуто под ответственностью судом дружинных и ротных командиров". Другая директива в тот же адрес гласила: "Нельзя ли через ген. Медведева установить связь с ген. Потаповым и получить от него вместо бессвязных, ничего не дающих донесений толковое сообщение, сколько же неприятельских войск двигается на Глубокое? Сообщите об этом 5-й армии для развития конницей действий во фланг и тыл"{1}.
Но отсутствие должного кругозора начальника штаба главкома интенсивно восполнял командующий западным фронтом ген. Эверт, у которого 15.9 произошел обмен мнений с начальником штаба главкома относительно ведения операции. Командующий фронтом между прочим докладывал: "...При настоящем положении я считал бы желательным развернуть 36-й и 4-й сибирский корпуса в районе Михалишки, озеро Свирь, 29-й корпус высадить в Вилейка или Молодечно и направить между озерами Свирь и Нароч, а 14-й корпус уступом за правым флангом 29-го корпуса, с тем чтобы особенно развить наступление правым флангом этой армии, имея в виду общую цель овладеть Свенцянами и отбросить противника на запад"... "Участок Молодечно, Полоцк нельзя считать вполне обеспеченным. 27-й корпус придется свернуть на Минск,
[90]
Оршу, тогда он садится в Лиде, а 29-й корпус, садящийся сегодня в Барановичах, вести в Молодечно, что замедлит перевозку обоих. Не признано ли будет целесообразным в Двинск направить 29-й корпус, а 27-й оставить во 2-й армии?"{2}. По получении этих соображений, командующий северным фронтом, уже известный нам некоторыми своими качествами, ген. Рузский не замедлил проявить себя в прежнем стиле и направлении, высказав свои соображения по ведению операций, а именно: "...По моему мнению, - писал Рузский, - предпочтительнее 29-й корпус направить к Двинску в виду важного значения этого пункта и развивающегося напора со стороны противника в этом направлении. Корпуса 36-й, 14-й и 4-й сибирский полагал бы сосредоточить примерно в районе Михалишки, Годуцишки, Кобыльник, Поставы под прикрытием конницы ген. Орановского и Казнакова, которой поставить задачей очистить этот район от противника. Иметь корпус в резерве у Молодечно, на мой взгляд, излишне. Плеве указал Казнакову войти в связь с Орановским и совместными действиями прикрыть район сосредоточения корпусов 2-й армии, отбросив неприятеля к западу..."{3}. Начальник штаба главкома, отвечая на соображения командующего фронтами, вместо маневра из оперативной глубины со своей стороны полагал: "лично предпочел бы... сбор хорошей группы из трех корпусов на Вилии в районе Михалишки и развитие удара через Свенцяны навстречу 5-й армии..."{4}. Но после дальнейшего разъяснения Эверта присоединился к его плану действий, предоставив ему целиком распоряжаться войсками по его усмотрению и к зависимости от обстановки, не останавливаясь перед переменой корпусов.
Получив одобрение своего плана от начальника штаба главкома, командующий западным фронтом мог распоряжаться по своему усмотрению, что имело огромное значение, так как ни начальник штаба главкома, ни командующий северным фронтом не были компетентны в ведении данной операции.
Появление германской конницы на тылах 10-й армии крайне обеспокоило начальника штаба главкома, который только теперь понял, какое серьезное значение имеет развитие действий в стыке фронтов. Если до сих пор начальник штаба главкома допускал мысль о восстановлении боевой связи между фронтами силами конницы 5-й и 10-й армий, а позднее вмешивался в компетенцию командарма 10 по поводу использования 26-й пех. дивизии, то теперь он окончательно растерялся, утратив управление фронтами, и разменялся на мелочи. Не представляя себе, что нужно предпринять для парирования немецкого удара на стыке фронтов, начальник штаба главкома 15.9 издал следующую директиву: Начальнику штаба западного фронта "Неприятельскими разъездами учинено нападение на ст. Кривичи. В Вашем распоряжении такое число дружин для охраны железных дорог, что прочное занятие станций наиболее важных и угрожаемых дорог составляет ныне Вашу главнейшую заботу и должно быть достигнуто под ответственностью судом дружинных и ротных командиров". Другая директива в тот же адрес гласила: "Нельзя ли через ген. Медведева установить связь с ген. Потаповым и получить от него вместо бессвязных, ничего не дающих донесений толковое сообщение, сколько же неприятельских войск двигается на Глубокое? Сообщите об этом 5-й армии для развития конницей действий во фланг и тыл"{1}.
Но отсутствие должного кругозора начальника штаба главкома интенсивно восполнял командующий западным фронтом ген. Эверт, у которого 15.9 произошел обмен мнений с начальником штаба главкома относительно ведения операции. Командующий фронтом между прочим докладывал: "...При настоящем положении я считал бы желательным развернуть 36-й и 4-й сибирский корпуса в районе Михалишки, озеро Свирь, 29-й корпус высадить в Вилейка или Молодечно и направить между озерами Свирь и Нароч, а 14-й корпус уступом за правым флангом 29-го корпуса, с тем чтобы особенно развить наступление правым флангом этой армии, имея в виду общую цель овладеть Свенцянами и отбросить противника на запад"... "Участок Молодечно, Полоцк нельзя считать вполне обеспеченным. 27-й корпус придется свернуть на Минск,
[90]
Оршу, тогда он садится в Лиде, а 29-й корпус, садящийся сегодня в Барановичах, вести в Молодечно, что замедлит перевозку обоих. Не признано ли будет целесообразным в Двинск направить 29-й корпус, а 27-й оставить во 2-й армии?"{2}. По получении этих соображений, командующий северным фронтом, уже известный нам некоторыми своими качествами, ген. Рузский не замедлил проявить себя в прежнем стиле и направлении, высказав свои соображения по ведению операций, а именно: "...По моему мнению, - писал Рузский, - предпочтительнее 29-й корпус направить к Двинску в виду важного значения этого пункта и развивающегося напора со стороны противника в этом направлении. Корпуса 36-й, 14-й и 4-й сибирский полагал бы сосредоточить примерно в районе Михалишки, Годуцишки, Кобыльник, Поставы под прикрытием конницы ген. Орановского и Казнакова, которой поставить задачей очистить этот район от противника. Иметь корпус в резерве у Молодечно, на мой взгляд, излишне. Плеве указал Казнакову войти в связь с Орановским и совместными действиями прикрыть район сосредоточения корпусов 2-й армии, отбросив неприятеля к западу..."{3}. Начальник штаба главкома, отвечая на соображения командующего фронтами, вместо маневра из оперативной глубины со своей стороны полагал: "лично предпочел бы... сбор хорошей группы из трех корпусов на Вилии в районе Михалишки и развитие удара через Свенцяны навстречу 5-й армии..."{4}. Но после дальнейшего разъяснения Эверта присоединился к его плану действий, предоставив ему целиком распоряжаться войсками по его усмотрению и к зависимости от обстановки, не останавливаясь перед переменой корпусов.
Получив одобрение своего плана от начальника штаба главкома, командующий западным фронтом мог распоряжаться по своему усмотрению, что имело огромное значение, так как ни начальник штаба главкома, ни командующий северным фронтом не были компетентны в ведении данной операции.
Subskrybuj:
Posty (Atom)