Еще 14.9 командарм 10 отдал приказ командиру 3-го сибирского корпуса: "Обеспечивая правый фланг армии, не допустить переправы противника через Вилию между Михалишками и устьем Жеймяны, для чего с выходом конного корпуса ген. Орановского к Михалишкам перебросить конницу ген. Тюлина на правый берег Вилии с задачей, заняв район Кемелишки, активно обеспечивать участок Вилии от Михалишки до Быстрица от переправы противника, поддерживая связь с конным корпусом ген. Орановского"{10}. Оборону Вилии между Быстрица и устьем Жеймяны командарм приказал возложить на части 3-й гв. и 26-й пех. дивизий, а конницу ген. Тюлина поддержать направляемыми по железной дороге Гудогай 39-м и 40-м пех. полками 10-й пех. дивизии. Ген. Флугу (командиру 2-го арм. корпуса) по прибытии на ст. Кена было приказано вступить в командование 3-й гв. и 26-й пех. дивизиями и конным отрядом ген. Тюлина. Прочим корпусам было приказано "огнем и короткими контрударами удерживать возможно большие силы противника и тем задержать их переброску к востоку, имеющую целью обход правого фланга нашей армии до сосредоточения в Свенцянском районе войск 2-й армии". Кроме того командарм выводил в свой резерв 2-ю финляндскую дивизию и приказывал корпусам: "Вытягивать все, что возможно, в резерв".
Через несколько часов того же числа корпусам были уточнены поставленные задачи, а именно: "3-му сибирскому корпусу в ночь с 14 на 15.9 отвести 7-ю сибирскую дивизию на левый берег Вилии и, заняв с бригадой казаков и двумя погран. полками участок от Буйвидзы до Черемишки, имея резерв в районе Безданы, 8-й дивизией занять правый участок Мейшагольской позиции от Черемишки до озера Желосы. Гв. корпусу в связи с этим осадить свой правый фланг на линию озер Желосы и Корве и выделить за счет получающегося таким образом сокращения фронта не менее двух полков в резерв. 5-му кавказскому корпусу оставаться на занятых позициях, продолжая их укрепление. 5-му арм. корпусу осадить правый фланг на линию г. дв. Понары, озеро Селют, за счет чего выделить в резерв два полка 10-й дивизии и завтра 15.9 двинуть их походным порядком в два перехода в район Кена". Прочим корпусам было приказано удерживать занятое расположение и укреплять позиции, а командиру 2-го корпуса (ген. Флуг), "вступив в командование 3-й гв. и 26-й дивизиями и конницей ген. Тюлина, поддержанной двумя полками 10-й дивизии, отбросив противника за Вилию, оборонять ее от Михалишки до Буйвидзы, поддерживая связь с конным корпусом
[93]
ген. Орановского и ведя энергичную разведку восточное Вилии в районе Михалишки, озеро Нароч, Жодзишки..."{11}.
Получив этот приказ, командующий фронтом высказал командарму 10 свое недовольство постановкой пассивных задач войскам армии, в частности войскам, подчиненным командиру 2-го корпуса ген. Флуг и дивизиям 3-го сибирского корпуса. Командующий фронтом писал: "...Вам следует, сосредоточивая за своим крайним правым флангом сильные резервы, действовать активно и самым энергичным образом теснить противника к северу. Отводом Трофимова (комкор 3-го сибирского) за Вилию и данной ген. Флугу (комкору 2) лишь оборонительной задачей за этой рекой Вы облегчаете противнику возможность давить на Ваш правый фланг и его охватывать". Далее командующий фронтом предложил изменить данную директиву, если она еще не приводится в исполнение, а впредь в столь важных вопросах вызывать его к аппарату{12}.
Исполнение приказания командующего фронтом потребовало бы дачи в третий раз боевых заданий войскам, что порождало неизбежную неуверенность и дергало бы армию в столь трудной обстановке боевых действий в условиях полуокружения. Приказ командарма 10 более не менялся.
Начальник штаба главкома и командующие фронтами никак не могли сговориться то поводу плана операций; такая же несогласованность существовала между командующим западным фронтом и командармом 10, но по вопросу руководства боевыми действиями на правом крыле 10-й армии. В нижестоящих инстанциях эта разноголосица носила еще более тяжелый и печальный характер. 14.9 произошел конфликт между командирами гв. корпуса Олоховым и 3-го сибирского Трофимовым, так как ни тот, ни другой не хотели взять на себя ответственность за боевые действия 8-й сибирской дивизии, отбивавшей в это время атаки дивизии Ценкера{13}. Тогда же начальник 1-й кубанской дивизии ген. Кузьмин-Караваев, подчиненный командиру 3-го сибирского корпуса, не выполнил поставленной ему задачи, о чем командир 3-го корпуса доносил командарму: "Вследствие упорного уклонения ген. Кузьмина-Караваева поддерживать со мной связь и не оправдываемого обстановкой отвода его дивизии к Магуны и Прены наступление на Подбродзе сегодня вряд ли удастся выполнить..."{14}. О ген. Потапове и его действиях, как и о других, мы расскажем ниже.
Тем временем боевые события шли своим чередом.
Утром 15.9 передовые разведывательные части германской кавалерии внесли ужас и панику в тылы 10-й армии и без того неустойчивые. Со ст. Кривичи, Вилейка, Молодечно, Солы посыпались тревожные вести о приближении немцев. Тыловые и местные государственные учреждения бежали, бросая имущество и запасы, а чаще всего предавая их огню вместе с деревнями и селами, учиняя целые погромы, заставляя местное население оставлять свой скарб и уходить на восток, таща за собой стариков и младенцев, как во времена татарских набегов. Все дороги были загружены бежавшими войсковыми тылами и беженцами (местными жителями).
[94]
Утром к ст. Солы подошел разъезд 4-й германской каз. дивизии в 50 коней с 2 орудиями и обстрелял собравшиеся здесь многочисленные обозы. Около полудня дивизион 8-го конно-егерского полка (2 эскадрона) с одним орудием и 2 пулеметами занял ст. Кривичи, разобрал железнодорожные пути и устроил крушение воинского поезда, в котором следовали восемь рот 3-го и 4-го стр. полков (1-й стр. бригады 27-го арм. корпуса). Роты во главе с офицерами бежали на юго-восток от Кривичи. Конница ген. Тюлина (четыре полка, оставшихся в его подчинении) с 26-м сибирским стр. полком, попав под удары 2-й и 58-й пех. дивизий группы Эбена, отошли от Вилии из района Михалишки, а стрелки - из района устье р. Жеймяны. Те же части немцев оттеснили казаков от Быстрицы, иными словами, противник продолжал сбивать русские заслоны и обходить правый фланг 10-й армии. Подошедший накануне, в Гервяты, Ворняны 1-й конный корпус Орановского с утра предпринял наступление на фронте устье р. Ошмянка, Кемелишки. Бригада 14-й кав. дивизии двинулась в направлении на Михалишки, один полк той же дивизии на Нестанишки с целью обхода на Михалишки, две сотни кубанцев были брошены в наступление от Гервяты на Хотиловичи, Станчиненты. 8-я кав. дивизия развернулась у Ворняны и начала наступление на север в общем направлении на Свиранки{15}. Донося о предпринятом наступлении, командир 1-го конного корпуса докладывал командарму 10 свои соображения о наиболее целесообразных действиях корпуса: "Мое движение на восток от Гервяты в тыл, полагаю, было бы лучшим парированием этого, глубокого вторжения, но боюсь открыть тыл 10-й армии". Спустя некоторое время комкор 1-го конного снова повторяет командарму 10 свой план действий: "Желал бы двинуться в тыл немцам, но предупреждаю, что сегодня весь день противник нажимает с севера, и если я уйду, то он несомненно продвинется на юг..."{16}, т. е. на тылы 10-й армии.
Командарм 10 Радкевич, понимая целесообразность предложений командира 1-го конного корпуса ген. Орановского, без замедлений ответил ему так: "Полагаю, что выход Вашего конного корпуса в тыл немцам, наступающим на юг в направлении Вилейка или Сморгонь, желателен, если только слухи о том справедливы, что я считаю вполне правдоподобным{17}. 1-ю кубанскую казачью дивизию могу оставить в Вашем распоряжении для обеспечения связи с войсками ген. Флуга. Конницу Тюлина оставлю в распоряжении Флуга для обеспечения его фланга. О Вашем решении прошу телеграфировать"{18}. Однако, несмотря на столь исчерпывающий ответ командарма 10, командир 1-го корпуса, до этого столь ретиво стремившийся в тыл к немцам, немедленно передумал и донес: "Без указаний фронта решения принять не могу, ибо не знаю общих соображений главнокомандующего"{19}.
Тем временем полки конного корпуса вошли в соприкосновение с частями 2-й германской пех. дивизии ген. Фальк, наступавшей от Миха-
[95]
лишки. Германская пехота оказалась, не менее маневроспособий, чем кавалерия Орановского. Спешенные части 14-й кав. дивизии были охвачены с флангов пехотой немцев и отошли на фронт Шатернишки, ф. Зеленки, Коренишки, а ввиду отхода 14-й кав. дивизии отошла и 8-я кав. дивизия, которую, по донесению начальника 8-й дивизии ген. Киселева, тоже "обошла пехота силою до двух батальонов и под огнем артиллерии 2 легких и 1 тяжелой батарей"{20}. Но комкор и комдивы 1-го конного корпуса не знали, какие части немцев теснят корпус. Не знал этого и штаб 10-й армии. Поэтому начальник оперативного управления штаба 10-й армии запрашивает командира 1-го конного корпуса: "Благоволите сообщить для доклада командарму, какие части немцев действуют против Вашего корпуса". Тогда командир 1-го корпуса пишет командиру 8-й дивизии: "Необходим захват пленных, мы до сего времени не знаем, какие части противника действуют против нас". Но начдив 8-й кавалерийской Киселёв тоже не знал, с кем дерется 1-й конный корпус и его 8-я дивизия, а потому ответил: "Против нас до 4 батальонов пехоты и 3 эскадронов кавалерии, три батареи, одна тяжелая"{21}. Единственным источником разведки в 1-м конном корпусе, к сожалению, оказался полицейский урядник Ворнянской волости И. Синявский, честно продолжавший свою полицейскую службу на территории своей волости, но его данные были, по преимуществу, не оперативно-тактического, а скорее полицейского характера. Он доносил, что в Михалишки прибыло 3 эскадрона германской кавалерии, что немцами арестованы земский начальник и становой пристав, а такие сведения вряд ли могли послужить командиру 1-го конного корпуса для оперативной ориентировки. Неуспех на фронте, незнание, какие части и силы противника теснят корпус, дополнялись тревожными донесениями из тыла. Из Солы вахмистр Стрельцов, старший обоза штаба 1-го конного корпуса доносил: "Доношу, что по приезде в м. Солы, которое обстрелял неприятельский разъезд орудийным и пулеметным огнем, наводя большую панику в обозах, которых было очень много, я свой обоз вывел благополучно". Из г. дв, Солы от кап. Богувского (подпись не совсем разборчива): "Дивизионный обоз 8-й сибирской стр. дивизии стоит в лесу восточнее г. дв. Солы (рядом с ним). Едва держусь. Против меня 2 орудия, 2 пулемета и 100-200 чел. пехоты. Я едва держусь, патронов нет. Прошу выручки, иначе пропадет обоз". Из Ошмяны от штабс -ротм. Гарниева (подпись неразборчива): "Сего числа с 7 час. утра обозы 2-го разряда произвели панику в г. Ошмяны и отступление продолжалось до 3 часов дня. Предполагаю ночевать к югу от Ошмяны в 12. верстах г. дв. Анелин".
Кто же, однако, наступал против 1-го конного корпуса, оставалось невыясненным. Ночью командир 1-го конного корпуса собственноручно сочинил реляцию, в которой излагал фантастические картины восьми конных атак вверенного ему корпуса, писал о горах трупов неприятеля, отражениях германских атак, но ни единым словом не обмолвился ни о номере, ни о названии германской части{22}. Поэтому назойливый начальник оперативного управления 10-й армии снова насел на командира
[96]
[97]
корпуса, вопрошая, какие же все-таки части немцев наступают против 1-го конного корпуса. Делать нечего, пришлось ответить: "Противник сегодня силами около дивизии пехоты теснил обе кавалерийские дивизии"{23}. В то время, когда 1-й конный корпус отходил под давлением 2-й германской пех. дивизии, у Быстрица 3-я гв. пех. дивизия успешно отражала наступление 58-й германской пех. дивизии; 26-я пех. дивизия выдвигалась южнее Быстрица в направлении на Слободка и Лазаришки, т. е. в пространство между 1-м конным корпусом и 3-й гв пех. дивизией, а бригада 10-й пех. дивизии сосредоточилась в Гудогай, выбросив 1-й батальон 40-го пех. полка на м. Солы. Конный отряд ген. Тюлина разбился на отдельные отряды, перемешавшиеся с 1-м конным, 2-м армейским и 3-м сибирским корпусами, на флангах которых конные части отряда заполняли прорывы в боевых порядках пехоты. 3-й сибирский и гв. корпуса отошли на новые позиции, согласно известному нам приказу командарма 10; на их фронте, как и на фронте прочих корпусов армии, день прошел спокойно.
На этот раз авторы германского государственного архива вспомнили поучения своего знаменитого земляка Клаузевица по поводу изложения военно-исторических событий и признали, что группа Гутьера, сближавшаяся под прикрытием ночи с 14 на 15.9 с оборонительным расположением русских на расстояние 2 км, 15.9 решительно атаковала пространство, еще ночью покинутое гвардейским и 3-м сибирским корпусами, при плохом наблюдении и разведке с германской стороны и, искусном отрыве русских. Хотя Гинденбург и Эйхгорн требовали быстроты действий, тем не менее войска группы Гутьера днем 15.9 упустили случай атаковать отступивших русских и продолжали в этот день сближение{24}.
Для удлинения восточного фланга 10-й русской армии и обеспечения железной дороги Вильна, Молодечно из Вильны на восток была выдвинута гв. казачья бригада{25}.
Итогом дня мы имели продолжающийся обход немцами правого фланга 10-й армии, спокойствие на северном и юго-западном ее участках, неуклюжие действия 1-го конного корпуса против 2-й германской пех. дивизии и совершенную неясность о силах противника на его фронте, добровольный отход гвардейского и 3-го сибирского корпусов за Вилию, неожиданный и для немцев, невообразимый хаос в тылах армии и, прекращение немцами железнодорожного движения на линиях Вильна- Молодечно и Молодечно - Полоцк.
Но несмотря на столь прискорбные факты и обстоятельства, командарм 10 писал: "Приказываю сообщить всем доблестным частям 10-й армии, что их упорство и настойчивость в трудное положении уже достигают цели. Завтра 16.9 к нам на правый фланг подходит корпус, а послезавтра - другой, а еще правее прибывает третий. Снаряды с каждым днем прибывают, и скоро в них недостатка не будет. С подходом новых сил всем фронтом доблестной 10-й армии перейдем в наступление на зарвавшегося врата, причем необходимо развить стремительность и безудержный натиск. Пусть каждый помчит, что немцы боятся за свой тыл и фланги и при дружном нашем ударе бегут, в чем убедилась гвардия
[98]
при своем коротком наступлении. Пусть каждый знает, что 10-я армия обходов не боится и что у наступающего с решимостью разбить врага фланги и тыл обеспечены его смелостью и сокрушительным ударом..." "коннице ограничусь пока указанием главнокомандующего фронтом, данным мне сегодня, а именно: коннице надо брать пример с энергичной, мужественной, беззаветной деятельности немецкой кавалерии; считаю, что этого пока достаточно, чтобы напомнить конным частям и особенно казакам и их начальникам былую доблесть их предков, точная дерзкая разведка на носу и особенно в тылу у противника, полная свобода хозяйничанья в его батареях и обозах, налет с тыла и с флангов на уставшую пехоту..."{26}. Вдохновляя подчиненные войска, командарм предлагал прочесть его приказ во всех ротах, эскадронах, батареях, парках и обозах. Мы могли бы всесторонне раскритиковать этот приказ командарма 10, который, в сущности, был только иронией над действительностью, но, предположив, что он взывал по суворовскому обычаю к солдатскому и унтер-офицерскому сердцу и что воззвание это составлял плохой агитпроп, оставим документ в стороне. Можно предположить, что командарм 10 знал, что грешит против правды, но делал это сознательно на пользу армий. Ограничимся только замечанием, что доблестные войска напрасно покидали свои позиции, потомки некогда доблестных казаков волею командарма направлялись в лоб, а не во фланг и тыл противнику; когда немцы неделю бьют правый фланг армии, а на остальном ее фронте царит спокойствие, сдается, что дело не только в доблести войска, но и в некоторых качествах командарма 10, обязанного упрочить правый фланг.
Вечером командарм 10, установив факт продолжающегося обхода армии немцами, приказал: "Ген. Флугу отбросить противника за Вилию, действуя самым решительным образом, не заботясь о сохранении резервов". Прочие же корпуса армии должны были сменять, частично перегруппировываться и удерживать занятое расположение{27}. В результате этих частичных перегруппировок 3-й сибирский корпус собирался к востоку от Вильны, а 5-й арм. корпус подготовился к переброске с западного фланга на восточный фланг армии, т. е. делалось то, что должно было быть сделано еще 10-12.9. Теперь же эта перегруппировка слишком опаздывала.
В своем месте мы уже отмечали предположения командира 1-го конного корпуса относительно действий на тылы немцев к востоку от Гервяты и привели его переписку с командармом 10 по этому поводу. Переписка закончилась тем, что командарм 10 предложил командиру 1-го конного корпуса Орановскому еще одну (1-ю кубанскую казачью) дивизию для этой цели. Но Орановский не решился на это, задуманное -им самим, предприятие. Если действия многих корпусов армии имели пассивный характер, то активные действия 1-го конного корпуса в связи с действиями правого фланга 10-й армии приобретали особый интерес и особую важность в ходе операции. Командир 1-го конного корпуса это усвоил хорошо, он, пожалуй, даже не ошибся в выборе направления удара, но, как мы видели выше, не решился на это. Движение же его
[99]
корпуса с 1-й кубанской казачьей дивизией на восток привело бы к тому, что 1-й конный корпус фланговым ударом смял сперва 4-ю, а затем 1-ю германскую кав. дивизии, действовавшие на юг и юго-запад; и тем положил предел охвату армейского фланга. Разбросанные на большом пространстве от Поставы через озеро Нароч до Жодзишки кав. дивизии Гарнье не смогли бы оказать содействие друг другу, вследствие их разобщенности. Эти действия лучше всего обеспечили бы и сосредоточение корпусов 2-й армии на фронте Молодечно, Ошмяны и более надежно прикрыли бы железную дорогу Молодечно, Солы, Вильна. Но для этого нужно было, чтобы части 10-й пех. дивизии и гв. казачья бригада сменили конный корпус на фронте Гервяты, Ворняны и преградили путь 2-й германской пех. дивизии на Солы.
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz